A dream is a goal without a deadline
Борда традиционно висит, так что пардонте-с, товарищи с Полиджуса. Обещанный переводной фик - вот он.
Название: Правила близости
Название на языке оригинала: Potio*
Автор: Seeker ([email protected])
Источник: http://www.angelfire.com/magic/apothecary/potio.html
Переводчик: Fidelia ([email protected]
Категория: слэш
Пейринг: Снейп/Локхарт
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст
Дисклеймер: балуются все: Снейп, Локхарт, автор, переводчик, читатели
Саммари: Локхарт пытается вернуть себе память. Не без помощи Снейпа.
читать дальше________________________________
* Питьё, напиток
<><><><><><><><><><>
Он толком-то и не знал, как и почему оказался в больнице. Он не понимал, почему все эти люди, которые, как ему объяснили, должны помогать, поначалу хихикали в кулачок за его спиной, а потом и вовсе в лицо, не стесняясь. Он не мог взять в толк, почему та жалость и восхищение, с которым его поначалу приняли, резко сменились презрением и пренебрежением.
Но это не сильно удивило, раз уж он всё равно не знал, кто он такой; он ведь не знал, что бывает по-другому.
Мужчина, которому сказали, что его зовут Гилдерой Локхарт, и он волшебник, стоял у окна терапевтического крыла старой больницы и думал, сможет ли он вспомнить хоть что-нибудь. Нет, какие-то люди из больничного персонала, конечно, сказали ему, кто он такой, но... Чтобы помочь его памяти вернуться, медсёстры давали ему якобы написанные им самим книги, а потом забирали их, ухмыляясь и обзывая их содержимое чушью. Потом один врач посердобольнее назвал его книги художественным вымыслом и пояснил, что вряд ли они помогут Локхарту вспомнить себя, раз они на самом деле не автобиографические. Гилдерой вглядывался в суровые лица медсестёр, которые кудахтали над ним только в первый день, и не понимал, когда и чем успел их разочаровать. Что бы они ни сделал, он этого не помнил.
И в этом был корень всех его бед. Он ничего не помнил, но шестое чувство подсказывало: мгновенно стёршаяся память – это не просто досадное происшествие, это заслуженное наказание. Проблема была в том, что Локхарт не знал, за что именно его наказывают, не знал он и того, что за досадное происшествие с ним случилось. Его воспоминания начинались в тот момент, как он очнулся в каком-то подземелье рядом с двумя очень злыми школьниками и огромной чешуйчатой змеиной шкурой.
Потом в голове всё затуманилось, потом ему стало страшно, а потом он вдруг исчез из школы и оказался в больнице. Всё это было очень странно.
Солнце нырнуло в облако, и Гилдерой уставился на своё отражение в оконном стекле, надеясь, что, увидев своё лицо, сможет хоть что-нибудь, да вспомнить. Стекло отразило волнистые светлые волосы, грустные голубые глаза и задумчивое лицо.
А ещё какие-то странные едва заметные полосы на щеке, очень похожие на шрамы.
Локхарт моргнул, вгляделся в своё отражение чуть пристальнее и досадливо поморщился, когда солнце вышло из-за облака, лишив его импровизированного зеркала. Но ведь этих полос не было ещё вчера. В комнате не было зеркала – их вообще можно было во всей больнице по пальцам пересчитать, а рассмотреть своё отражение в уборной Гилдерою как-то не пришло в голову. Ему не нравилось смотреть на себя, на него и так всё время пялились. И смеялись над ним. И ненавидели его.
– Снова любуешься собой, Локхарт? – насмешливо прозвучал голос терапевта, и тот резко повернулся. Женщина-врач показалось ему сердитой, но, как оказалось, она всегда была такой. Он не мог понять, почему: то ли из-за того, что он ничего не помнил, то ли из-за того, что он что-то такое натворил в прошлом.
У него болела голова, а они ещё даже и не начинали. Минувший час облегчения не принёс. Терапевт заставляла его выполнять определённые действия, махала у него перед носом какой-то полированной щепкой и завывала на иностранном языке, но он всё равно чувствовал себя так, словно бьётся головой о каменную стену. К тому времени, как врач закончила, он почти ослеп от головной боли. Боль не прекращалась до тех пор, пока он не вернулся на свою койку в тёмной комнатёнке, самой дальней от поста медсестёр в самом конце коридора.
И с чего она взяла, что Гилдерой восхищается собой? С какой вообще радости он должен собой восхищаться, если больше этого явно никто не делает?
Эту ночь он просидел без сна на своей койке, скрестив ноги и рассматривая раскиданное по ней содержимое кожаного чемодана. По словам доктора, это были все его вещи. Некоторые монетки он узнал благодаря картинкам в книге, найденной в больничной библиотеке через несколько дней после того, как здесь оказался. Верхняя мантия, бельё, нарядная светло-голубая мантия с блестящей вышивкой, пара ботинок из превосходной замши, перо и немного чернил, полированная щепка, которая, как он теперь знал, на самом деле является волшебной палочкой, маленькая книжечка в кожаной обложке с именами и адресами и золотой ключ. Гилдерой успел спросить у одной из медсестёр, прежде чем они отвернулись от него, привычно смеясь, что это за ключ такой. Та ответила, что он от ячейки в Гринготтсе. Знать бы ещё, что это вообще такое – Гринготтс… Ещё в чемодане был небольшой камешек, который Гилдерою запретили трогать, потому что это был ключ от какого-то порта под названием Хог Смит. Никто не заморачивался объяснением, почему ключ открывает некий порт и в честь какого Смита со странным именем Хог он назван.
Этой ночью ему снились – да, сны он видел – монстры. Многорукие чудища, которые били его и рвали когтями, преследовали его, пугали, проклинали и смеялись над ним. Одни из них походили на медсестёр, ухаживающих за ним, другие кричали и о чём-то умоляли. Гилдерой не знал, что им всем от него нужно, и бежал прочь, только чтобы попасться в лапы других чудовищ с длинными клыками и горящими глазами. Утреннее пробуждение принесло облегчение, всё-таки окружающая действительность, какой бы они ни была, была не настолько кошмарна.
На следующее утро после завтрака и короткой прогулки по окрестностям внутреннего дворика (он гулял с тех пор, как один из врачей сказал: «В любом случае, с твоим телом всё в порядке», явно имея в виду, что если проблемы и есть, то они с головой) Гилдерой сбежал от больничного персонала и пробрался на третий этаж. Дежурная у стойки ухмыльнулась при его появлении, но не задержала. Возможно, ей было просто интересно, что он будет делать. Нечасто на этаже, где содержаться буйные больные, появляются сторонние посетители. Единственным плюсом пребывания на этаже буйных было то, что никто не приходил проведать их, и поэтому гостевой туалет всегда пустовал. Гилдерой оглядывался, удостоверяясь, что он совершенно один, а потом включал все лампочки, от яркости света которых болели глаза, подходил к настенным зеркалам вдоль ряда раковин и пристально рассматривал своё лицо.
Так и есть. Линии на лице выделялись чётче, темнее, чем вчера, становились более явными. Они словно паутиной оплетали левую половину лица, охватывая лоб, проходя по виску и полосуя щёку, захватывая уголок рта и уходя под челюсть. Они были какого-то странного воспалённо-красного цвета, как будто под кожей горел огонь. И этот огонь начинал жечь. Слегка. Если Локхарт нажимал на самый толстый шрам длиной сантиметров десять и шириной в полсантиметра, пересекающий скулу и на миллиметр не достигающий до глаза.
Гилдерой резко выдохнул. Возникло ощущение, как при воспалённой надкостнице. Он опустил руку и подождал, пока заслезившиеся глаза не высохнут.
Правая часть лица выглядела совершенно нормальной. Кожа была светлой, кое-где испещренной мимическими морщинками. Волосы были не такими волнистыми, как в тот день, когда он впервые увидел своё отражение, они были скорее каштановыми, чем золотистыми, и в них уже серебрились седые пряди. На левом виске клок волос был совершенно белым, и у виска же кончался шрам. Там вообще волосы росли какими-то островками, как будто ему сняли часть скальпа, и потом волосы выросли неравномерно. Гилдерой пристально уставился в зеркало.
Даже по мере того, как он вглядывался, шрамы становились явственнее. Как будто бы им нравилось проступать на лице, проявляться, становиться видимыми. Одна из медсестёр, перешёптываясь с другой, как бы невзначай бросила фразу о «тающем гламуре». Сопоставив эти слова с тем, что Гилдерой узнал о себе с тех пор, как его жизнь началась заново в туннеле под школой, он стал приходить к неутешительным выводам.
Медсестра не говорила о какой-то специфической заботе о лице, обезображенном шрамом, о нет, она говорила о магии. Магия скрывала шрам, и именно сам Локхарт применял эту магию, причём не только для того, чтобы сделать повреждение невидимым. Видимо, как-то так получилось, что он кому-то навредил при этом, каким-то людям. Ну, или в крайнем-крайнем случае очень сильно разочаровал их. И неважно, как долго он будет оставаться в стенах больницы, никакие заклинания, зелья и волшебные палочки не смогут дать нужное ему объяснение.
Отвернувшись от зеркала, Гилдерой покинул туалет, спустился вниз в свою комнату, покидал в мешок вещи, которые вроде как принадлежали ему, и ушёл из больницы. Никто и не заметил его ухода, в этом он даже не сомневался. Да никому и дела до него не было, в чём он тоже не сомневался. Он пустился в путь с целью выяснить точно, что же за человек скрывается за именем Гилдерой Локхарт.
Да, он боялся того, что может узнать о себе.
Больница находилась непонятно где. Поля, холмы, перелески, ручьи и ни одной живой души на мили вокруг. Он шагал несколько часов без остановки, пока солнце не поднялось высоко, и он не проголодался как волк. Тряхнув головой и криво усмехнувшись, он пробормотал: «Надо было навестить кухню, прежде чем уходить вот так…».
Спустив мешок с плеч и присев на траву под деревом, Локхарт принялся рыться в вещах в поисках съестного. Наткнувшись на давешний камешек – «Ключ в порт Хога Смита», Гилдерой долго смотрел на него. А потом таки решился – однажды нужно попробовать запретный плод – плотно сжать его пальцами.
Когда мир закрутился перед глазами, Локхарта чуть не вывернуло наизнанку. Он крепко прижал другой рукой мешок к груди и подождал, пока желудок, взметнувшийся к горлу, вернётся на место. Головокружение постепенно прекратилось, и он решился открыть глаза. Которые чуть не вылезли из орбит, увидев открывшееся им.
Гилдерой теперь стоял не посреди леса. Он был в каком-то городишке. Странный средневековый городок с людьми в старинной одежде, спешащими по своим делам и не обращающими на него ни малейшего внимания, словно материализация прямо из воздуха были здесь нормой. Локхарт взглянул на камешек, всё ещё зажатый в пальцах, и поспешно затолкал его в мешок. Теперь Гилдерой, по крайней мере, знал, какой порт открывает ключ. Ковыляя на плохо держащих его ногах по улице и заглядывая в витрины магазинов, он с опаской осматривался по сторонам – а ну как где-то здесь ходит сам Хог Смит, который может оказаться строгим правителем странного городишки. Собственное отражение кривлялось и строило ему рожи в стёклах витрин.
Вообще же это было ужасно. Первое, что бросалось в глаза – это сеть шрамов, оплетающая всю левую часть лица. Они были ярко-красные и зло пульсировали, словно их питала отравленная кровь. Они настолько бросались в глаза, что любой, посмотревший в лицо Гилдерою, больше ничего бы и не заметил, кроме этих шрамов. В больнице холодность и явная пренебрежительность персонала породили в нём желание стать как можно незаметнее. Сейчас инстинкт велел ему вести себя так же.
Опустив голову как можно ниже и прикрыв лицо волосами, защищая шрамы от любопытных взглядов зевак, Локхарт выбирал самые тёмные и тенистые места. День был будний, прохожих было немного, и шанс наткнуться на кого-то из прошлой жизни был явно невелик. Самое время и место заняться поисками себя. Поскрипывающая на ветру вывеска над входом в высокое пыльное с виду здание обозначила книжный магазин, здесь-то и решил Локхарт начать свои поиски.
У самого входа на полках были разложены газеты, обитатели фотографий пялились на Локхарта во все глаза и показывали неприличные жесты. Гилдерой нахмурился. Его что – все ненавидят? Возможно, они ненавидят *того* его, которого он так и не вспомнил, оттого и такая реакция. Но нельзя же начинать новую жизнь, не зная точно, что именно ты оставляешь позади. И Локхарт решительно повернул к полкам. Возможно, в его книгах, которые ему так и не дали толком просмотреть в больнице, содержится ключ к разгадке.
Он не смог найти их. Гилдерой просмотрел беллетристику (ведь врач в больнице причислил его книги к фантастике), потом юмористический раздел – над ним ведь смеялось так много людей! – но и там их не было. Озираясь по сторонам в отделе разномастной публицистики, Локхарт тяжко вздохнул. Он не мог ума приложить, с чего начать поиски.
– Чем-то помочь, сэр? – пискнул позади него голосок. Гилдерой обернулся с благодарной улыбкой. Владелец магазина, очень высокий худой мужчина в чёрной мантии, скривился и отвернулся.
И он знал, почему. Шрамы, уродовавшие лицо, теперь болели постоянно. Стараясь не обращать внимания на реакцию владельца, он на всякий случай спросил:
– Я ищу произведения Гилдероя Локхарта. У вас нет книг этого писателя?
Смех мужчины прозвучал очень натурально.
– Хотите посмеяться, да? Есть такие, есть, лежат среди нераскупленного старья. Продам вам всю серию за бесценок. Никому они теперь не нужны, когда открылось, что автор – самозванец, обманщик и вор.
Гилдерой с трудом сглотнул. Так, значит, он был обманщиком? С трудом удержавшись от вопроса, он взял одну из очень сильно уценённых книг из высокой стопки и засунул остальные в мешок. Владелец магазина взял с него только три монетки за всё собрание сочинений и махнул рукой в сторону выхода, даже не взглянув на него на прощание.
Не то чтобы ему было до этого дело. Усевшись за самый дальний стол кабака, Локхарт смотрел на улыбающегося и подмигивающего себя на обложке. Он знал, что никто на свете не узнает в больной развалине с изуродованным лицом золотоволосого молодого красавчика. А ещё он узнал, что красота сказочного принца была настолько же фальшивой, насколько реальны шрамы на его лице.
К нему подошла официантка, взяла заказ, постаралась не подать виду, что шрамы привели её в ужас, и ушла, не бросив и пары слов. Впрочем, это и к лучшему. Ему нужно много прочитать, да и недосуг выслушивать слова сочувствия от кого бы то ни было.
Три часа, две пинты пива и четыре книги спустя, он задумался, кем же был, мать его, этот Гилдерой Локхарт. Если верить книгам, он был, по меньшей мере, героем. А верить слухам – так отъявленным шарлатаном. Бросив деньги на стол и запихав книги обратно в мешок, Локхарт отправился к стойке бара.
– Извините, – попросил он вежливо.
Бармен бросил взгляд на его лицо, а потом уставился вниз и спросил у полированной стойки:
– Ну?
– Не подскажите ли вы, где находится редакция местной газеты?
– Да пожалуйста. Редакция «Ежедневного Пророка» находится двумя кварталами выше, пятая дверь. По бокам двери большущие бордовые свитки – в общем, мимо не пройдёшь.
Он и правда не прошёл. Встреченные им люди смотрели на него вежливо ибыстро отводили взгляды, его проводили в архив и оставили одного. Локхарт смотрел на стопки подшивок за последние два месяца, люди с фотографий лыбились ему и показушно освистывали. Он вздохнул. Что-то подсказывало Локхарту, что найденное ему не понравится.
Всё оказалось даже хуже, чем он мог представить. Он и правда был мошенником, ужасным негодяем, который присваивал чужую славу, а потом стирал людям память, чтобы они не могли возмутиться. По сравнению с открывшимся, маскировочно-гламурные чары для облагораживания лица показались просто невинной забавой.
Гилдерой дочитался до такой степени, что глаза заслезились, желудок взбунтовался, а мозг грозил взорваться. Но ничто из прочитанного не вызвало ни малейших воспоминаний, вопреки словам врача. Зато он узнал, что сам пострадал от того же самого заклинания, сотворённого сломанной палочкой, которое всегда применял к своим жертвам. Если использовать достаточно усилий и получить как можно больше информации, возможно, ему удастся всё вспомнить.
Учитывая, то, что он узнал о себе из газет, ему вряд ли понравятся собственные воспоминания…
Но, единожды начав, Гилдерой решил довести дело до конца. Продираясь сквозь печальную повесть о собственной карьере, сквозь украденные подвиги и халатное отношение к обучению детей в школе, сквозь безжалостную попытку расправиться с двумя мальчишками, в результате чего его собственная память была потеряна, Локхарт воистину побывал в аду. Теперь его нисколечко не удивляло, что люди, изначально боготворившие его, потом так резко меняли своё отношение на прямо противоположное. Он и впрямь был достоин презрения.
История его мерзкой личности и дальше муссировалась бы в прессе, если бы не новость, перекрывшая всё на свете: какой-то злодей по имени Волдеморт, ещё более злобный, опасный и явно возбуждавший больший интерес, чем Локхарт, был повержен с помощью трёх волшебников: Дамблдора, Снейпа и подростка по имени Поттер. На портретах в газете их лица выглядели смутно знакомыми. Гилдерой решил про себя, что встречал их в той школе, из которой попал в больницу.
Когда изучать осталось нечего, Локхарт вернул подшивку на место. Оставляя позади задокументированную историю своего позора, он побрёл на улицу. За это время на городишко опустилась ночь, и на улицах прибавилось людей. Весёлые, беседующие друг с другом горожане прохаживались по улицам, старательно не глядя на него, чтобы не испортить себе настроение случайным взглядом на урода. Гилдерой завернул в ближайший паб, уселся в самом тёмном углу и выпил столько джина, сколько в него влезло. Написав столько некогда популярных книг, Локхарт успел заработать на них достаточно денег прежде, чем они стали макулатурой. Деньги, которые он нашёл на дне своего мешка с вещами, оказались значительной суммой, и джина на них можно было купить – хоть залейся по самые глаза.
Может быть, подумал он малодушно, ему удастся упиться вусмерть, и тогда не придётся с утра разглядывать собственное изуродованное лицо в зеркале. Или оглядываться на прошлое.
Но, к несчастью, хозяин паба был человеком, наделённым совестью. А может, на него произвели впечатление деньги. Или сыграло роль нежелание обнаружить за столом собственного заведения насквозь пропитанный джином труп. Как бы там ни было, Локхарт очнулся наверху, в тёплой постели, застеленной чистыми простынями, на тумбочке рядом стоял стакан воды и крохотная голубая бутылочка с зельем.
Поутру Гилдерою показалось, что оно попал в ад. Лицо ныло, зудела кожа под волосами, сотни крошечных гномов били по его черепу изнутри острыми молотками, размер языка в три раза превышал размер рта, в желудке плескалась кислота, а глаза растворились в глазницах. Трясущейся рукой он потянулся за водой и вместо стакана наткнулся на пузырёк. Это была воистину счастливая случайность – волшебное зелье сотворило чудо.
Провалявшись навзничь целый час, Локхарт смог, наконец-то, сесть прямо. Тазик под кроватью пригодился как нельзя кстати, потому что с большей частью проглоченного накануне джина пришлось счастливо расстаться. Гилдерой смог добраться до туалета только благодаря принятому зелью, которое утихомирило гномов и уменьшило язык до привычных размеров. Но в глаза всё ещё был насыпан песок, а шрамы горели огнём. В уборной он кое-как помылся, облившись водой из таза, и почистил зубы, рассматривая своё отражение сквозь туман перед глазами.
Красные полосы шрамов раздулись ещё больше, как будто они злились, по красному теперь расползалась желтизна. Гилдерой чуть-чуть надавил на шрам - прикосновение было лёгким, словно пёрышко - но боль, отдавшаяся в голове, была настолько сильной, что его вырвало прямо в раковину. Локхарт стоял посреди ванной комнаты, покачиваясь и силясь сделать вдох. Когда боль отступила, он вымыл раковину и снова почистил зубы, решив больше не касаться лица.
Но это решение уже не имело значения. Жгучая боль в шрамах словно ушла вглубь, теперь ощущение было такое, будто какой-то яд разъедает самые кости. Если его и не свела с ума вся страшная правда о себе, теперешняя боль легко могла справиться с этой задачей. Локхарт не знал, что с этим делать. К кому пойти. Он искренне полагал, что никто не захочет ему помочь. Он отказался от мысли вернуться в больницу.
И он снова лёг в постель. Зелье подействовало, и гул в голове почти утих. Гилдерой пялился в потолок и думал, что же ему делать дальше. Мысли вяло текли сквозь голову, и он даже не понял, когда именно это произошло. Он почувствовал, что оказался… в каком-то другом месте.
Трава сладковато пахла, но во рту ощущался кислый привкус страха. В руке была зажата палочка, он взглянул вниз и увидел, что ботинки и подол чёрной мантии заляпаны грязью. Лицо не болело, но желудок сжался от страха в такой тугой комок, что Гилдерой боялся, что его сейчас вывернет. Он чувствовал себя молодым, до странности молодым, и какой-то частью сознания понял, что это не просто галлюцинация - это воспоминание.
Ему не могло быть больше девятнадцати, когда это произошло. Его первое задание, испытание в полевых условиях – выкурить весьма неприятного монстра из логова. В задачу Локхарта входило нейтрализовать чудовище. В итоге же чудовище почти нейтрализовало его самого.
Оно оказалось большим, почти три метра в высоту, когда поднялось на задние лапы. Рука Локхарта с зажатой в ней палочкой сильно тряслась. Мозг отказывался фиксировать происходящее, связывающее заклинание повисло на языке, скованном первобытным страхом. Он колебался слишком долго. Монстр мазнул здоровенной плоской лапищей, задевая его по лицу и сваливая на землю. Там, где когти рассекли кожу, вспыхнуло пламя, и страх превратился в парализующий ужас.
На крики боли прибежал местный житель – старый волшебник, который повидал больше, повоевал больше и уже позабыл больше, чем Локхарт вообще когда-либо знал и пережил. Стоя рядом с раненым юношей, старик шептал слова, сплетая сложное заклинание, и чудовище опустилось на колени. Потом всё было просто – ножом по горлу, фонтан янтарно-жёлтой крови, и всё закончилось.
Добрые слова развеяли туман страха, сгустившегося вокруг Локхарта, и когда он стал хоть что-то соображать, увидел причитающего над ним волшебника, встревоженного тем, что не в его силах залечить раны от когтей монстра. Вырвавшийся на свободу страх снова овладел сознанием Локхарта.
Это была катастрофа. Абсолютная катастрофа. Он не справился, при этом не умея делать ничего другого. У него не было выбора. Никакого. Он не мог потерпеть поражение. Просто не мог. Он не мог позволить старику рассказать всем правду, чтобы самому при этом потерять работу, не мог позволить уязвить свою гордость, которую культивировал с детства, не мог посрамить себя и семью.
И он этого не сделал.
Единственное заклинание, которым он владел в совершенстве – заклинание изменения памяти. И Гилдерой воспользовался им, чтобы спасти себя. Он стёр всю память старому волшебнику, вышел из его хижины в каком-то Мерлином забытом селении и отправился домой. У себя в комнатах он слой за слоем начал наводить иллюзию на своё мертвенно-бледное, изуродованное лицо. Никто не должен знать.
И никто не узнал.
Его работодателям пришлась по вкусу сказочка об успешном сражении и победе над ужасным монстром, и в результате Гилдерою повысили зарплату и дали ещё одно задание. Никто не заметил иллюзии, скрывающей его лицо, потому что никто не обращал внимание на юнца, только-только начинающего делать карьеру. Ведьма в Трансильвании, на свою беду повстречавшаяся Локхарту на узкой дорожке, нейтрализовала второе чудовище и вместо благодарности расплатилась памятью. Жизненный путь определился.
Годы напролёт Гилдерой шёл своим путём, пока не сроднился с ним настолько, что о другом уже и не помышлял. Получи задание, выбери местного специалиста по нечисти, такого, о котором и не вспомнят, которого не будут искать, и таскай каштаны из огня его руками. Отними у него память, запиши свои впечатления о битве, продолжай въезжать на чужом горбу в рай. И всё это время Локхарт применял к себе чары иллюзии. Никто не знал, что яд разъедает его изнутри, до тех пор, пока его душа не покрылась гноящимися шрамами так же, как и его лицо, спрятанная за красивой оболочкой-скорлупой.
Так продолжалось до тех пор, пока два школьника не обернули против Гилдероя его любимейшее, вернейшее заклинание, не дававшее осечек. Его самого лишили памяти. Теперь он не знал, что нужно тщательно заботиться о призрачной скорлупе, и та треснула, лишившись постоянной подпитки, обнажая отвратительные шрамы на лице и в душе. Его заклеймили обманщиком, развенчали миф о красавчике-герое, прекратили ему потворствовать, бросили его, беззащитного, на осмеяние толпе.
Это было не просто падение, произошла настоящая катастрофа. Гилдерой ума не мог приложить, что делать. Ничего не приходило в голову, а делать что-то нужно было срочно. Одним словом – он погрузился в болото по самую маковку. Его прошлое успешно уничтожило его будущее, а он никак не мог повлиять на положение дел. Но, что странно, Локхарт совсем не испытывал жалости к себе. Он пал так низко, что даже жалость к себе сейчас была для него слишком высоким чувством. Его охватило равнодушие.
Не имея никакого плана, Гилдерой пришёл к выводу, что в любом случае стоит хлебнуть джина. Это решение задало тон последующим дням. Дни растянулись в недели, когда он отдал трактирщику свой маленький золотой ключик, и джин потёк рекой. Самым приятным в состоянии сильного опьянения было то, что ему не нужно было думать. А если не нужно было думать, ему не нужно было вспоминать. А если не нужно было вспоминать, он не испытывал боли.
Кроме того, когда Гилдерой напивался, лицо словно немело, и он не корчился в агонии от боли. К тому же, люди перестали пялиться на него, и это было подарком Мерлина.
Надо полагать, что он продолжил бы разрушать себя, однажды упившись до смерти или пропив все сбережения, если бы кое-что не произошло. Однажды ночью он упал посреди коридора, не доковыляв до своей комнаты. Трактирщик был слишком занят, чтобы заметить произошедшее и отнести его в комнату, и кто-то споткнулся об него. Мужчина, обнаруживший его, сделал с Локхартом то, что никто не делал уже в течение нескольких недель.
Он посмотрел на Гилдероя и действительно увидел его.
– Просто великолепно. Чем ещё мог закончиться этот поистине выдающийся день, как не падением из-за пьяницы, валяющегося на пороге в мой номер.
Саркастичный голос развеял пьяную завесу тумана в голове Локхарта. Он был смутно знакомым, едким и презрительным, но при этом недружелюбным сам по себе, а не только по отношению к Гилдерою. Сильная рука опустилась ему на плечо, и, надавив, привела в сидячее положение.
И тут человек задохнулся от изумления:
– Мерлин, Локхарт, это ты? Что случилось? Не то чтобы мне действительно хотелось знать, но ты залил кровью и гноем весь ковёр.
С трудом держа глаза открытыми, щурясь в тусклом свете холла, который казался слишком ярким и грозил выжечь сетчатку, Локхарт увидел бледное лицо с очень тёмными глазами, обрамлённое прямыми чёрными волосами. Мужчина свирепо смотрел на него. И Гилдерой его таки узнал.
– Снейп? – спросил он слабым голосом. Здоровенный нос сморщился будто до самого лба, взгляд стал ещё более свирепым.
– От тебя несёт так, словно ты искупался в чане винокурни. Я-то наивно полагал, что ты надёжно заперт в больнице имени Святого Мунго… Как ты умудрился сбежать?
– Просто ушёл, – Локхарт почувствовал, что трезвеет, и с рассеиванием алкогольных паров боль стала возвращаться. Он почувствовал, как из уголка глаза стекает слеза – шрамы сразу же обожгло нестерпимой болью.
– Да уж, они должны использовать более мощные охранные заклинания, – проворчал Снейп, но плечо Гилдероя не выпустил. Но это было даже хорошо. Если бы эти костлявые пальцы не держали его сейчас за плечо так крепко, он бы снова упал. Эта мысль явно заслуживала внимания.
– А-аставь м’ня в п'кое… – пробормотал он.
Чёрная бровь удивлённо приподнялась, взгляд стал ещё более внимательным.
– Эта идея мне явно импонирует, но мне всё же нужно переступить через твоё бесчувственное тело, чтобы попасть в свою комнату, поэтому приходится с тобой общаться. Подвинуться можешь?
Вопрос заставил Локхарта прислушаться к собственным ощущениям, чтобы ответить точно. Ноги его совершенно не слушались, а тело одеревенело, лицо же при этом горело огнём.
– Нет, – ответил оно максимально честно.
– Ты всё та же обуза, – раздосадовано выдал Снейп. – Я вижу – ты совсем не изменился. – Он наклонился над Локхартом ниже, снова сморщив нос, на этот раз явно из-за неприятного запаха болезни, перебивавшего даже алкогольные пары. – Во всяком случае – не сильно. – Выпрямившись, Снейп достал палочку и пробормотал заклинание.
Тело Локхарта стало словно невесомым и приподнялось над полом, медленно вплывая в раскрытую дверь комнаты Снейпа. Гилдерой с надеждой взглянул на кровать, но вместо неё Северус опустил его на диван.
– Ты вызываешь отвращение. Если ты считаешь, что я пущу тебя на свою кровать и положу на свои простыни в таком виде, то твой разум повреждён совсем уж безнадёжно, – отрезал Снейп.
Локхарт хотел, было, пожать плечами, но передумал. Всё тело начинало болеть, и больше всего на свете ему сейчас хотелось засесть в самом тёмном углу паба в обнимку с полной бутылкой джина. Этому желанию не суждено было сбыться. Снейп усадил его на диван, сам устроился на краешке кровати и принялся разглядывать его. Молча. Просто смотреть сквозь него угольно-чёрными глазами.
Прошло много времени с тех пор, как кто-то смотрел на Гилдероя и действительно видел его. Теперь, под взглядом Снейпа, он ощущал себя голым. Локхарт поёжился и инстинктивно вскинул руки, чтобы прикрыть изуродованное лицо. Боком ладони он неловко задел один из шрамов и не смог удержаться от крика боли. Когда затуманившие взгляд слёзы высохли, Локхарт чуть сознание не потерял от неожиданности, обнаружив Снейпа совсем рядом с собой.
– Ты ко мне принюхиваешься с целью выяснить, не воняет ли от меня? – спросил Гилдерой смущённо.
– А от тебя и правда воняет, – ответил Снейп рассеянно. – Грязная скотина. Тебя нельзя отпускать одного. Ты слишком тупой, чтобы позаботиться о себе, и с тобой слишком много хлопот, чтобы это сделал кто-то другой. – Северус снова сморщил нос, осторожно принюхиваясь. – Это не свежие шрамы, – сказал он уверенно.
Памятуя о нестерпимой боли, чуть не разорвавшей его голову на куски в прошлый раз, когда он чуть задел шрам, Локхарт замер, стараясь хладнокровно воспринимать это пристальное разглядывание.
– Они застарелые, и сильно. Им по меньшей мере лет двадцать. Почему они не зажили сами? Это результат заклинания? Что сказала Помфри? – типично презрительный тон Снейпа куда-то исчез. Кажется, Северус действительно заинтересовался.
– Она не знала, – медленно выговорил Гилдерой. – И никто не знал.
Глаза Снейпа расширились, и он отодвинулся достаточно далеко, чтобы с недоверием взглянуть в лицо Локхарту.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты прибегнул к помощи целителей. Но только не говори мне, что ты просто прикрыл их иллюзией толщиной с маггловский театральный грим, так и оставив гнить.
Зная, как глупо прозвучат его объяснения, несмотря на то, что двадцать лет назад они имели смысл для него, и не желая давать Снейпу возможность жестоко высмеять его, Локхарт просто смолчал. Северус хмыкнул. Этот незамысловатый неприятный звук одновременно выразил отношение Снейпа к идиоту-Локхарту-в-своём-репертуаре и презрение к результату такого халатного отношения к себе.
– Ты действительно идиот, – вздохнул Снейп. – Двадцать лет ты позволял яду отравлять твоё тело. Почему? Ты был слишком высокого мнения о себе, чтобы признаться, что тебя посмел ранить монстр? Тебе было проще допустить, чтобы твои кости ссохлись, а мозг превратился в месиво? Хотя нет, погоди-ка. В башке у тебя всегда было месиво вместо мозгов. В этом отношении ничего не изменилось, – Снейп покачал головой. Локхарт заворожено смотрел, как качнулись прямые пряди чёрных волос по бокам от лица. – Назови мне хоть одну причину, достаточную для того, чтобы не вытряхнуть тебя из своей комнаты вместе с мусором и не дать алкоголю закончить дело, которое ты так активно начал.
В голосе Снейпа явственно прозвучал вызов, и Локхарт крепко задумался над ответом. Он не мог придумать только одну причину, чтобы убедить Снейпа помочь ему. Да кого угодно убедить, раз уж на то пошло. Жизнь его была разодрана в клочья, как и его лицо, прошлое представляло собой сплошную ложь, будущего у него не было, и никто не дал бы и кната ломаного за его жизнь, которой впору окончиться в канаве. Постаравшись отрешиться от всего, Локхарт так и сказал Снейпу.
Который смотрел на него во все глаза, словно у Гилдероя внезапно выросла вторая голова. Наконец он спокойно сказал:
– Ты ведь и правда так думаешь.
Это был не вопрос, но Локхарт всё равно кивнул. Снейп подвинулся, полностью сев на кровать, вид у него был ошеломленный.
Прошло несколько минут. Лицо Снейпа ничего не выражало, и в конце концов Локхарт попросил:
– Если ты собираешься дать мне пинка под зад, не мог бы ты прицелиться в сторону моей комнаты? Она всего на две двери дальше твоей. У меня там припрятана бутылка.
Верхняя губа Снейпа приподнялась в усмешке:
– Собираешься опять напиться?
– Алкоголь заглушает боль, – просто ответил Гилдерой.
Снейп прищурился:
– Болит голова? Или лицо? Впрочем, я не думаю, что в твоей голове есть, чему болеть.
– Лицо, – Локхарт старался давать как можно более короткие и чёткие ответы. Говорить было больно, онемение спадало, и когда во время разговора двигалась челюсть, покрытая шрамами кожа натягивались. – И ещё алкоголь перекрывает память.
– Так к тебе вернулись воспоминания?
– Я вспомнил достаточно.
Более чем. Локхарт бросил на Снейпа умоляющий взгляд. Северус поморщился. Или он просто так улыбался - трудно было сказать.
– Очень занятно видеть сорвавшуюся с волшебного небосклона звезду, когда с неё осыпалась звёздная пыль. Возможно, я смогу помочь.
– Зачем? – взгляд Локхарта был прикован к лицу Снейпа, Гилдерой пытался понять, что тому за дело до него. Ведь всем остальным было всё равно.
– Ну мало ли… Мне нечем заняться. Война закончилась, Тёмный Лорд побеждён, мне скучно. Я чувствую себя ненужным и бесполезным, мне нужно чем-то себя занять, мне нужна цель. Я хочу отвлечься от внушающего ужас сознания, что я всю жизнь проведу, вколачивая знания в головы тупиц-учеников. Вылечить тебя – это достойный вызов. В конце концов, я смогу выставить тебя вон, как только закончу. Общество раз уже дало мне по зубам, и я вижу следы тех же ударов на твоём изуродованном лице. Выбирай, дело за тобой. Я всё равно пока на отдыхе, в школе каникулы.
Теперь пришёл черёд Локхарта растерянно моргать. Это была самая длинная речь Снейпа, которую он мог припомнить. Впрочем, с памятью у него было неважно. В словах Северуса была какая-то скрытая горечь, и Гилдерою показалось, что тот выдал ему гораздо больше, чем намеревался. Словно собираясь скрыть момент слабости, Снейп поднялся с кровати и отошёл к письменному столу у окна.
Вытянув кожаный мешок из-под стола, Северус торопливо стал доставать из него ингредиенты. В мгновение ока стол превратился в мини-лабораторию с мензурками, спиртовками и крохотным котлом. Снейп принялся нарезать ингредиенты и вытаскивать пробки из бутылочек с пахучими (и вонючими) зельями, высыпая и выливая это всё в миникотел. Взмах палочкой, удовлетворённое хмыканье – и Снейп вылил дымящееся иссиня-фиолетовое, напоминающее консистенцией грязь, варево в маленькую чашку.
Поднеся чашку к лицу Локхарта, лежавшего на диване, Снейп сунул её прямо под нос. И даже по сравнению с давно не мывшимся, потным, пропахшим алкоголем и болезнью Гилдероем зелье воняло. Локхарт взглянул в неумолимое лицо Снейпа.
– Выпей это.
– Это поможет мне умереть? Сдохнуть можно от одного только запаха.
– А тебе не всё ли равно?
Резон в этих словах был. Гилдерой принял из рук Северуса чашку и выпил содержимое одним глотком. Странно, но при таком ужасном запахе вкус был приятный, напоминал настойку солодки. Запоздало Локхарт спросил:
– Для чего это?
– Настойка поможет тебе заснуть и начнёт очищать твой организм от яда.
Снейп снова отвернулся к столу, потом опять повернулся к Локхарту, держа в руках шприц и тампон. Почему-то у того возникло чувство, что сейчас ему будет больно. Очень больно. К счастью, от выпитой настойки он практически сразу же отключился, не дождавшись применения устрашающего медицинского инструмента.
Когда Гилдерой очнулся, несколько вещей одновременно поразили его, отчего закружилась голова. Впервые за последние несколько недель он был трезв. Находился он не в кабаке. Он был чистым. И голым. В чужой спальной сорочкой до пят. Локхарт находился в центре какой-то лаборатории, которая казалась огромной и бесконечной. Лицо почти перестало гореть, жжение не чувствовалось. Он даже мог связно думать.
Последнее, пожалуй, пугало сильнее всего. Локхарт бросил взгляд на самый большой из лабораторных столов, где Снейп попеременно склонялся над целой дюжиной разнообразных котлов, испускавших пар всех цветов радуги и источавших все возможные запахи. Мастер зелий казался довольным, внимательный взгляд обращался то на один пузырящийся котёл, то на другой. Увидев Снейпа за работой, Локхарт вновь задумался, почему тот ему помогает.
– Как давно ты в отпуске? – задал вопрос Гилдерой, удивившись, как глухо прозвучал собственный голос. Снейп вздрогнул от неожиданности и раздражённо посмотрел на него.
– Ага, проснулся? Жаль. А я-то рассчитывал, что ты проваляешься без сознания до тех самых пор, пока не выздоровеешь. Или пока не помрёшь.
– А сколько времени это займёт, по-твоему? И вообще – ты меня вылечить хочешь или в могилу свети? – по тону голоса Снейпа догадаться о его истинных целях было невозможно. Ухмылка Северуса вышла удивительно дружелюбной.
– Если бы я хотел тебя убить, из тебя уже росли бы цветочки. Ты позволил яду настолько поразить твой организм, что я удивляюсь, как ты вообще пережил первую стадию лечения. Но ты живой, и, я надеюсь, лечение завершится так же удачно, как и началось. Понадобится, по меньшей мере, месяц, чтобы полностью очистить твоё тело, – на этих словах дружелюбие куда-то делось, и на его место вернулось привычное раздражение: – А что касается моего отпуска, даже говорить об этом не хочу. Это какой-то идиотизм! Мне его продлили в награду «за годы безупречной работы», – шипение при слове «награда» недвусмысленно выдавало истинное отношение Снейпа к отпуску – для него это было сущее наказание. – Три месяца, – пробормотал он таким тоном, как будто его приговорили к пожизненному сроку в Азкабане.
– То есть, когда ты закончишь меня выхаживать, у тебя останется ещё пара месяцев на себя, да? – Локхарт постарался, чтобы его голос звучал ободряюще. Но, судя по брошенному на него убийственному взгляду, он не преуспел. – Разве тебе совсем не нужно время на себя? Заняться какими-нибудь исследованиями, например. Пообщаться с друзьями…
Убийственный взгляд переместился на большой котёл, и Локхарт был готов к тому, что котёл взорвётся.
– У меня масса времени на себя, а мой исследовательский проект – это ты! – Снейп сделал паузу и яростным шёпотом выдал: – И кому вообще нужны друзья?
– Говорят – всем нужны, – ответил Гилдерой спокойно. Снейп метнул в него злобный взгляд. – Но точно не скажу, у меня их никогда не было.
– Лучше рассчитывать только на себя, – сказал Северус котлу. – Так ты знаешь, чего можно ожидать, – он оглянулся на Локхарта. – Хотя, в твоём случае это означает заливание в глотку спиртного где-нибудь в тёмном углу.
Локхарт промолчал. Снейп молча зачерпнул кружкой дымящееся варево из котла и сунул Гилдерою под нос. Изо всех сил удерживая рвотные позывы из-за зловонного запаха, тот с трудом проглотил вязкую массу.
В следующий раз он проснулся через три дня. Снейп не был ни удивлён, ни воодушевлён прогрессирующим исцелением. Просто осмотрел его, хмыкнул, ушёл к своему столу и начал мелко нарезать что-то непонятное. Следующее зелье пахло сиренью, а на вкус было как крем для обуви. Локхарт стерпел тошноту и снова отрубился. Очнувшись всего через восемнадцать часов.
Лицо было гораздо лучше. Тело отдохнуло так, как не отдыхало никогда, вся энергия сейчас уходила на заживление лица. А ещё он чувствовал беспокойство.
Снейп метался вокруг него сгустком тёмной энергии, отчего Локхарт испытывал смутный голод. Его попытки завести вежливый разговор игнорировались, и ему ужасно хотелось сделать хоть что-то.
Следующее зелье, которое Снейп испробовал на Гилдерое, остро пахло красным перцем, а на вкус было как мох. Для разнообразия, оно не вызвало ни тошноту, ни сонливость. Локхарт посчитал это победой своего организма. Когда он рассказал об этом Снейпу, тот хмыкнул и отвернулся.
Напряжение, которое испытывал Гилдерой, даже если Снейп его и полностью игнорировал, не могло продолжаться вечно. Он уставился на небольшой серебряный поднос, на котором Снейп растирал порошки, и начал полировать его. Локхарт чувствовал себя таким никчёмным, что был рад убирать со стола после того, как Снейп заканчивал работу. С одной стороны, он делал это, чтобы хоть как-то отплатить ему за то, что вернул его к жизни. С другой стороны, ему было невероятно скучно целыми днями лежать и ничего не делать, он маялся и готов был лезть на стенку.
Название: Правила близости
Название на языке оригинала: Potio*
Автор: Seeker ([email protected])
Источник: http://www.angelfire.com/magic/apothecary/potio.html
Переводчик: Fidelia ([email protected]
Категория: слэш
Пейринг: Снейп/Локхарт
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст
Дисклеймер: балуются все: Снейп, Локхарт, автор, переводчик, читатели
Саммари: Локхарт пытается вернуть себе память. Не без помощи Снейпа.
читать дальше________________________________
* Питьё, напиток
<><><><><><><><><><>
Он толком-то и не знал, как и почему оказался в больнице. Он не понимал, почему все эти люди, которые, как ему объяснили, должны помогать, поначалу хихикали в кулачок за его спиной, а потом и вовсе в лицо, не стесняясь. Он не мог взять в толк, почему та жалость и восхищение, с которым его поначалу приняли, резко сменились презрением и пренебрежением.
Но это не сильно удивило, раз уж он всё равно не знал, кто он такой; он ведь не знал, что бывает по-другому.
Мужчина, которому сказали, что его зовут Гилдерой Локхарт, и он волшебник, стоял у окна терапевтического крыла старой больницы и думал, сможет ли он вспомнить хоть что-нибудь. Нет, какие-то люди из больничного персонала, конечно, сказали ему, кто он такой, но... Чтобы помочь его памяти вернуться, медсёстры давали ему якобы написанные им самим книги, а потом забирали их, ухмыляясь и обзывая их содержимое чушью. Потом один врач посердобольнее назвал его книги художественным вымыслом и пояснил, что вряд ли они помогут Локхарту вспомнить себя, раз они на самом деле не автобиографические. Гилдерой вглядывался в суровые лица медсестёр, которые кудахтали над ним только в первый день, и не понимал, когда и чем успел их разочаровать. Что бы они ни сделал, он этого не помнил.
И в этом был корень всех его бед. Он ничего не помнил, но шестое чувство подсказывало: мгновенно стёршаяся память – это не просто досадное происшествие, это заслуженное наказание. Проблема была в том, что Локхарт не знал, за что именно его наказывают, не знал он и того, что за досадное происшествие с ним случилось. Его воспоминания начинались в тот момент, как он очнулся в каком-то подземелье рядом с двумя очень злыми школьниками и огромной чешуйчатой змеиной шкурой.
Потом в голове всё затуманилось, потом ему стало страшно, а потом он вдруг исчез из школы и оказался в больнице. Всё это было очень странно.
Солнце нырнуло в облако, и Гилдерой уставился на своё отражение в оконном стекле, надеясь, что, увидев своё лицо, сможет хоть что-нибудь, да вспомнить. Стекло отразило волнистые светлые волосы, грустные голубые глаза и задумчивое лицо.
А ещё какие-то странные едва заметные полосы на щеке, очень похожие на шрамы.
Локхарт моргнул, вгляделся в своё отражение чуть пристальнее и досадливо поморщился, когда солнце вышло из-за облака, лишив его импровизированного зеркала. Но ведь этих полос не было ещё вчера. В комнате не было зеркала – их вообще можно было во всей больнице по пальцам пересчитать, а рассмотреть своё отражение в уборной Гилдерою как-то не пришло в голову. Ему не нравилось смотреть на себя, на него и так всё время пялились. И смеялись над ним. И ненавидели его.
– Снова любуешься собой, Локхарт? – насмешливо прозвучал голос терапевта, и тот резко повернулся. Женщина-врач показалось ему сердитой, но, как оказалось, она всегда была такой. Он не мог понять, почему: то ли из-за того, что он ничего не помнил, то ли из-за того, что он что-то такое натворил в прошлом.
У него болела голова, а они ещё даже и не начинали. Минувший час облегчения не принёс. Терапевт заставляла его выполнять определённые действия, махала у него перед носом какой-то полированной щепкой и завывала на иностранном языке, но он всё равно чувствовал себя так, словно бьётся головой о каменную стену. К тому времени, как врач закончила, он почти ослеп от головной боли. Боль не прекращалась до тех пор, пока он не вернулся на свою койку в тёмной комнатёнке, самой дальней от поста медсестёр в самом конце коридора.
И с чего она взяла, что Гилдерой восхищается собой? С какой вообще радости он должен собой восхищаться, если больше этого явно никто не делает?
Эту ночь он просидел без сна на своей койке, скрестив ноги и рассматривая раскиданное по ней содержимое кожаного чемодана. По словам доктора, это были все его вещи. Некоторые монетки он узнал благодаря картинкам в книге, найденной в больничной библиотеке через несколько дней после того, как здесь оказался. Верхняя мантия, бельё, нарядная светло-голубая мантия с блестящей вышивкой, пара ботинок из превосходной замши, перо и немного чернил, полированная щепка, которая, как он теперь знал, на самом деле является волшебной палочкой, маленькая книжечка в кожаной обложке с именами и адресами и золотой ключ. Гилдерой успел спросить у одной из медсестёр, прежде чем они отвернулись от него, привычно смеясь, что это за ключ такой. Та ответила, что он от ячейки в Гринготтсе. Знать бы ещё, что это вообще такое – Гринготтс… Ещё в чемодане был небольшой камешек, который Гилдерою запретили трогать, потому что это был ключ от какого-то порта под названием Хог Смит. Никто не заморачивался объяснением, почему ключ открывает некий порт и в честь какого Смита со странным именем Хог он назван.
Этой ночью ему снились – да, сны он видел – монстры. Многорукие чудища, которые били его и рвали когтями, преследовали его, пугали, проклинали и смеялись над ним. Одни из них походили на медсестёр, ухаживающих за ним, другие кричали и о чём-то умоляли. Гилдерой не знал, что им всем от него нужно, и бежал прочь, только чтобы попасться в лапы других чудовищ с длинными клыками и горящими глазами. Утреннее пробуждение принесло облегчение, всё-таки окружающая действительность, какой бы они ни была, была не настолько кошмарна.
На следующее утро после завтрака и короткой прогулки по окрестностям внутреннего дворика (он гулял с тех пор, как один из врачей сказал: «В любом случае, с твоим телом всё в порядке», явно имея в виду, что если проблемы и есть, то они с головой) Гилдерой сбежал от больничного персонала и пробрался на третий этаж. Дежурная у стойки ухмыльнулась при его появлении, но не задержала. Возможно, ей было просто интересно, что он будет делать. Нечасто на этаже, где содержаться буйные больные, появляются сторонние посетители. Единственным плюсом пребывания на этаже буйных было то, что никто не приходил проведать их, и поэтому гостевой туалет всегда пустовал. Гилдерой оглядывался, удостоверяясь, что он совершенно один, а потом включал все лампочки, от яркости света которых болели глаза, подходил к настенным зеркалам вдоль ряда раковин и пристально рассматривал своё лицо.
Так и есть. Линии на лице выделялись чётче, темнее, чем вчера, становились более явными. Они словно паутиной оплетали левую половину лица, охватывая лоб, проходя по виску и полосуя щёку, захватывая уголок рта и уходя под челюсть. Они были какого-то странного воспалённо-красного цвета, как будто под кожей горел огонь. И этот огонь начинал жечь. Слегка. Если Локхарт нажимал на самый толстый шрам длиной сантиметров десять и шириной в полсантиметра, пересекающий скулу и на миллиметр не достигающий до глаза.
Гилдерой резко выдохнул. Возникло ощущение, как при воспалённой надкостнице. Он опустил руку и подождал, пока заслезившиеся глаза не высохнут.
Правая часть лица выглядела совершенно нормальной. Кожа была светлой, кое-где испещренной мимическими морщинками. Волосы были не такими волнистыми, как в тот день, когда он впервые увидел своё отражение, они были скорее каштановыми, чем золотистыми, и в них уже серебрились седые пряди. На левом виске клок волос был совершенно белым, и у виска же кончался шрам. Там вообще волосы росли какими-то островками, как будто ему сняли часть скальпа, и потом волосы выросли неравномерно. Гилдерой пристально уставился в зеркало.
Даже по мере того, как он вглядывался, шрамы становились явственнее. Как будто бы им нравилось проступать на лице, проявляться, становиться видимыми. Одна из медсестёр, перешёптываясь с другой, как бы невзначай бросила фразу о «тающем гламуре». Сопоставив эти слова с тем, что Гилдерой узнал о себе с тех пор, как его жизнь началась заново в туннеле под школой, он стал приходить к неутешительным выводам.
Медсестра не говорила о какой-то специфической заботе о лице, обезображенном шрамом, о нет, она говорила о магии. Магия скрывала шрам, и именно сам Локхарт применял эту магию, причём не только для того, чтобы сделать повреждение невидимым. Видимо, как-то так получилось, что он кому-то навредил при этом, каким-то людям. Ну, или в крайнем-крайнем случае очень сильно разочаровал их. И неважно, как долго он будет оставаться в стенах больницы, никакие заклинания, зелья и волшебные палочки не смогут дать нужное ему объяснение.
Отвернувшись от зеркала, Гилдерой покинул туалет, спустился вниз в свою комнату, покидал в мешок вещи, которые вроде как принадлежали ему, и ушёл из больницы. Никто и не заметил его ухода, в этом он даже не сомневался. Да никому и дела до него не было, в чём он тоже не сомневался. Он пустился в путь с целью выяснить точно, что же за человек скрывается за именем Гилдерой Локхарт.
Да, он боялся того, что может узнать о себе.
Больница находилась непонятно где. Поля, холмы, перелески, ручьи и ни одной живой души на мили вокруг. Он шагал несколько часов без остановки, пока солнце не поднялось высоко, и он не проголодался как волк. Тряхнув головой и криво усмехнувшись, он пробормотал: «Надо было навестить кухню, прежде чем уходить вот так…».
Спустив мешок с плеч и присев на траву под деревом, Локхарт принялся рыться в вещах в поисках съестного. Наткнувшись на давешний камешек – «Ключ в порт Хога Смита», Гилдерой долго смотрел на него. А потом таки решился – однажды нужно попробовать запретный плод – плотно сжать его пальцами.
Когда мир закрутился перед глазами, Локхарта чуть не вывернуло наизнанку. Он крепко прижал другой рукой мешок к груди и подождал, пока желудок, взметнувшийся к горлу, вернётся на место. Головокружение постепенно прекратилось, и он решился открыть глаза. Которые чуть не вылезли из орбит, увидев открывшееся им.
Гилдерой теперь стоял не посреди леса. Он был в каком-то городишке. Странный средневековый городок с людьми в старинной одежде, спешащими по своим делам и не обращающими на него ни малейшего внимания, словно материализация прямо из воздуха были здесь нормой. Локхарт взглянул на камешек, всё ещё зажатый в пальцах, и поспешно затолкал его в мешок. Теперь Гилдерой, по крайней мере, знал, какой порт открывает ключ. Ковыляя на плохо держащих его ногах по улице и заглядывая в витрины магазинов, он с опаской осматривался по сторонам – а ну как где-то здесь ходит сам Хог Смит, который может оказаться строгим правителем странного городишки. Собственное отражение кривлялось и строило ему рожи в стёклах витрин.
Вообще же это было ужасно. Первое, что бросалось в глаза – это сеть шрамов, оплетающая всю левую часть лица. Они были ярко-красные и зло пульсировали, словно их питала отравленная кровь. Они настолько бросались в глаза, что любой, посмотревший в лицо Гилдерою, больше ничего бы и не заметил, кроме этих шрамов. В больнице холодность и явная пренебрежительность персонала породили в нём желание стать как можно незаметнее. Сейчас инстинкт велел ему вести себя так же.
Опустив голову как можно ниже и прикрыв лицо волосами, защищая шрамы от любопытных взглядов зевак, Локхарт выбирал самые тёмные и тенистые места. День был будний, прохожих было немного, и шанс наткнуться на кого-то из прошлой жизни был явно невелик. Самое время и место заняться поисками себя. Поскрипывающая на ветру вывеска над входом в высокое пыльное с виду здание обозначила книжный магазин, здесь-то и решил Локхарт начать свои поиски.
У самого входа на полках были разложены газеты, обитатели фотографий пялились на Локхарта во все глаза и показывали неприличные жесты. Гилдерой нахмурился. Его что – все ненавидят? Возможно, они ненавидят *того* его, которого он так и не вспомнил, оттого и такая реакция. Но нельзя же начинать новую жизнь, не зная точно, что именно ты оставляешь позади. И Локхарт решительно повернул к полкам. Возможно, в его книгах, которые ему так и не дали толком просмотреть в больнице, содержится ключ к разгадке.
Он не смог найти их. Гилдерой просмотрел беллетристику (ведь врач в больнице причислил его книги к фантастике), потом юмористический раздел – над ним ведь смеялось так много людей! – но и там их не было. Озираясь по сторонам в отделе разномастной публицистики, Локхарт тяжко вздохнул. Он не мог ума приложить, с чего начать поиски.
– Чем-то помочь, сэр? – пискнул позади него голосок. Гилдерой обернулся с благодарной улыбкой. Владелец магазина, очень высокий худой мужчина в чёрной мантии, скривился и отвернулся.
И он знал, почему. Шрамы, уродовавшие лицо, теперь болели постоянно. Стараясь не обращать внимания на реакцию владельца, он на всякий случай спросил:
– Я ищу произведения Гилдероя Локхарта. У вас нет книг этого писателя?
Смех мужчины прозвучал очень натурально.
– Хотите посмеяться, да? Есть такие, есть, лежат среди нераскупленного старья. Продам вам всю серию за бесценок. Никому они теперь не нужны, когда открылось, что автор – самозванец, обманщик и вор.
Гилдерой с трудом сглотнул. Так, значит, он был обманщиком? С трудом удержавшись от вопроса, он взял одну из очень сильно уценённых книг из высокой стопки и засунул остальные в мешок. Владелец магазина взял с него только три монетки за всё собрание сочинений и махнул рукой в сторону выхода, даже не взглянув на него на прощание.
Не то чтобы ему было до этого дело. Усевшись за самый дальний стол кабака, Локхарт смотрел на улыбающегося и подмигивающего себя на обложке. Он знал, что никто на свете не узнает в больной развалине с изуродованным лицом золотоволосого молодого красавчика. А ещё он узнал, что красота сказочного принца была настолько же фальшивой, насколько реальны шрамы на его лице.
К нему подошла официантка, взяла заказ, постаралась не подать виду, что шрамы привели её в ужас, и ушла, не бросив и пары слов. Впрочем, это и к лучшему. Ему нужно много прочитать, да и недосуг выслушивать слова сочувствия от кого бы то ни было.
Три часа, две пинты пива и четыре книги спустя, он задумался, кем же был, мать его, этот Гилдерой Локхарт. Если верить книгам, он был, по меньшей мере, героем. А верить слухам – так отъявленным шарлатаном. Бросив деньги на стол и запихав книги обратно в мешок, Локхарт отправился к стойке бара.
– Извините, – попросил он вежливо.
Бармен бросил взгляд на его лицо, а потом уставился вниз и спросил у полированной стойки:
– Ну?
– Не подскажите ли вы, где находится редакция местной газеты?
– Да пожалуйста. Редакция «Ежедневного Пророка» находится двумя кварталами выше, пятая дверь. По бокам двери большущие бордовые свитки – в общем, мимо не пройдёшь.
Он и правда не прошёл. Встреченные им люди смотрели на него вежливо ибыстро отводили взгляды, его проводили в архив и оставили одного. Локхарт смотрел на стопки подшивок за последние два месяца, люди с фотографий лыбились ему и показушно освистывали. Он вздохнул. Что-то подсказывало Локхарту, что найденное ему не понравится.
Всё оказалось даже хуже, чем он мог представить. Он и правда был мошенником, ужасным негодяем, который присваивал чужую славу, а потом стирал людям память, чтобы они не могли возмутиться. По сравнению с открывшимся, маскировочно-гламурные чары для облагораживания лица показались просто невинной забавой.
Гилдерой дочитался до такой степени, что глаза заслезились, желудок взбунтовался, а мозг грозил взорваться. Но ничто из прочитанного не вызвало ни малейших воспоминаний, вопреки словам врача. Зато он узнал, что сам пострадал от того же самого заклинания, сотворённого сломанной палочкой, которое всегда применял к своим жертвам. Если использовать достаточно усилий и получить как можно больше информации, возможно, ему удастся всё вспомнить.
Учитывая, то, что он узнал о себе из газет, ему вряд ли понравятся собственные воспоминания…
Но, единожды начав, Гилдерой решил довести дело до конца. Продираясь сквозь печальную повесть о собственной карьере, сквозь украденные подвиги и халатное отношение к обучению детей в школе, сквозь безжалостную попытку расправиться с двумя мальчишками, в результате чего его собственная память была потеряна, Локхарт воистину побывал в аду. Теперь его нисколечко не удивляло, что люди, изначально боготворившие его, потом так резко меняли своё отношение на прямо противоположное. Он и впрямь был достоин презрения.
История его мерзкой личности и дальше муссировалась бы в прессе, если бы не новость, перекрывшая всё на свете: какой-то злодей по имени Волдеморт, ещё более злобный, опасный и явно возбуждавший больший интерес, чем Локхарт, был повержен с помощью трёх волшебников: Дамблдора, Снейпа и подростка по имени Поттер. На портретах в газете их лица выглядели смутно знакомыми. Гилдерой решил про себя, что встречал их в той школе, из которой попал в больницу.
Когда изучать осталось нечего, Локхарт вернул подшивку на место. Оставляя позади задокументированную историю своего позора, он побрёл на улицу. За это время на городишко опустилась ночь, и на улицах прибавилось людей. Весёлые, беседующие друг с другом горожане прохаживались по улицам, старательно не глядя на него, чтобы не испортить себе настроение случайным взглядом на урода. Гилдерой завернул в ближайший паб, уселся в самом тёмном углу и выпил столько джина, сколько в него влезло. Написав столько некогда популярных книг, Локхарт успел заработать на них достаточно денег прежде, чем они стали макулатурой. Деньги, которые он нашёл на дне своего мешка с вещами, оказались значительной суммой, и джина на них можно было купить – хоть залейся по самые глаза.
Может быть, подумал он малодушно, ему удастся упиться вусмерть, и тогда не придётся с утра разглядывать собственное изуродованное лицо в зеркале. Или оглядываться на прошлое.
Но, к несчастью, хозяин паба был человеком, наделённым совестью. А может, на него произвели впечатление деньги. Или сыграло роль нежелание обнаружить за столом собственного заведения насквозь пропитанный джином труп. Как бы там ни было, Локхарт очнулся наверху, в тёплой постели, застеленной чистыми простынями, на тумбочке рядом стоял стакан воды и крохотная голубая бутылочка с зельем.
Поутру Гилдерою показалось, что оно попал в ад. Лицо ныло, зудела кожа под волосами, сотни крошечных гномов били по его черепу изнутри острыми молотками, размер языка в три раза превышал размер рта, в желудке плескалась кислота, а глаза растворились в глазницах. Трясущейся рукой он потянулся за водой и вместо стакана наткнулся на пузырёк. Это была воистину счастливая случайность – волшебное зелье сотворило чудо.
Провалявшись навзничь целый час, Локхарт смог, наконец-то, сесть прямо. Тазик под кроватью пригодился как нельзя кстати, потому что с большей частью проглоченного накануне джина пришлось счастливо расстаться. Гилдерой смог добраться до туалета только благодаря принятому зелью, которое утихомирило гномов и уменьшило язык до привычных размеров. Но в глаза всё ещё был насыпан песок, а шрамы горели огнём. В уборной он кое-как помылся, облившись водой из таза, и почистил зубы, рассматривая своё отражение сквозь туман перед глазами.
Красные полосы шрамов раздулись ещё больше, как будто они злились, по красному теперь расползалась желтизна. Гилдерой чуть-чуть надавил на шрам - прикосновение было лёгким, словно пёрышко - но боль, отдавшаяся в голове, была настолько сильной, что его вырвало прямо в раковину. Локхарт стоял посреди ванной комнаты, покачиваясь и силясь сделать вдох. Когда боль отступила, он вымыл раковину и снова почистил зубы, решив больше не касаться лица.
Но это решение уже не имело значения. Жгучая боль в шрамах словно ушла вглубь, теперь ощущение было такое, будто какой-то яд разъедает самые кости. Если его и не свела с ума вся страшная правда о себе, теперешняя боль легко могла справиться с этой задачей. Локхарт не знал, что с этим делать. К кому пойти. Он искренне полагал, что никто не захочет ему помочь. Он отказался от мысли вернуться в больницу.
И он снова лёг в постель. Зелье подействовало, и гул в голове почти утих. Гилдерой пялился в потолок и думал, что же ему делать дальше. Мысли вяло текли сквозь голову, и он даже не понял, когда именно это произошло. Он почувствовал, что оказался… в каком-то другом месте.
Трава сладковато пахла, но во рту ощущался кислый привкус страха. В руке была зажата палочка, он взглянул вниз и увидел, что ботинки и подол чёрной мантии заляпаны грязью. Лицо не болело, но желудок сжался от страха в такой тугой комок, что Гилдерой боялся, что его сейчас вывернет. Он чувствовал себя молодым, до странности молодым, и какой-то частью сознания понял, что это не просто галлюцинация - это воспоминание.
Ему не могло быть больше девятнадцати, когда это произошло. Его первое задание, испытание в полевых условиях – выкурить весьма неприятного монстра из логова. В задачу Локхарта входило нейтрализовать чудовище. В итоге же чудовище почти нейтрализовало его самого.
Оно оказалось большим, почти три метра в высоту, когда поднялось на задние лапы. Рука Локхарта с зажатой в ней палочкой сильно тряслась. Мозг отказывался фиксировать происходящее, связывающее заклинание повисло на языке, скованном первобытным страхом. Он колебался слишком долго. Монстр мазнул здоровенной плоской лапищей, задевая его по лицу и сваливая на землю. Там, где когти рассекли кожу, вспыхнуло пламя, и страх превратился в парализующий ужас.
На крики боли прибежал местный житель – старый волшебник, который повидал больше, повоевал больше и уже позабыл больше, чем Локхарт вообще когда-либо знал и пережил. Стоя рядом с раненым юношей, старик шептал слова, сплетая сложное заклинание, и чудовище опустилось на колени. Потом всё было просто – ножом по горлу, фонтан янтарно-жёлтой крови, и всё закончилось.
Добрые слова развеяли туман страха, сгустившегося вокруг Локхарта, и когда он стал хоть что-то соображать, увидел причитающего над ним волшебника, встревоженного тем, что не в его силах залечить раны от когтей монстра. Вырвавшийся на свободу страх снова овладел сознанием Локхарта.
Это была катастрофа. Абсолютная катастрофа. Он не справился, при этом не умея делать ничего другого. У него не было выбора. Никакого. Он не мог потерпеть поражение. Просто не мог. Он не мог позволить старику рассказать всем правду, чтобы самому при этом потерять работу, не мог позволить уязвить свою гордость, которую культивировал с детства, не мог посрамить себя и семью.
И он этого не сделал.
Единственное заклинание, которым он владел в совершенстве – заклинание изменения памяти. И Гилдерой воспользовался им, чтобы спасти себя. Он стёр всю память старому волшебнику, вышел из его хижины в каком-то Мерлином забытом селении и отправился домой. У себя в комнатах он слой за слоем начал наводить иллюзию на своё мертвенно-бледное, изуродованное лицо. Никто не должен знать.
И никто не узнал.
Его работодателям пришлась по вкусу сказочка об успешном сражении и победе над ужасным монстром, и в результате Гилдерою повысили зарплату и дали ещё одно задание. Никто не заметил иллюзии, скрывающей его лицо, потому что никто не обращал внимание на юнца, только-только начинающего делать карьеру. Ведьма в Трансильвании, на свою беду повстречавшаяся Локхарту на узкой дорожке, нейтрализовала второе чудовище и вместо благодарности расплатилась памятью. Жизненный путь определился.
Годы напролёт Гилдерой шёл своим путём, пока не сроднился с ним настолько, что о другом уже и не помышлял. Получи задание, выбери местного специалиста по нечисти, такого, о котором и не вспомнят, которого не будут искать, и таскай каштаны из огня его руками. Отними у него память, запиши свои впечатления о битве, продолжай въезжать на чужом горбу в рай. И всё это время Локхарт применял к себе чары иллюзии. Никто не знал, что яд разъедает его изнутри, до тех пор, пока его душа не покрылась гноящимися шрамами так же, как и его лицо, спрятанная за красивой оболочкой-скорлупой.
Так продолжалось до тех пор, пока два школьника не обернули против Гилдероя его любимейшее, вернейшее заклинание, не дававшее осечек. Его самого лишили памяти. Теперь он не знал, что нужно тщательно заботиться о призрачной скорлупе, и та треснула, лишившись постоянной подпитки, обнажая отвратительные шрамы на лице и в душе. Его заклеймили обманщиком, развенчали миф о красавчике-герое, прекратили ему потворствовать, бросили его, беззащитного, на осмеяние толпе.
Это было не просто падение, произошла настоящая катастрофа. Гилдерой ума не мог приложить, что делать. Ничего не приходило в голову, а делать что-то нужно было срочно. Одним словом – он погрузился в болото по самую маковку. Его прошлое успешно уничтожило его будущее, а он никак не мог повлиять на положение дел. Но, что странно, Локхарт совсем не испытывал жалости к себе. Он пал так низко, что даже жалость к себе сейчас была для него слишком высоким чувством. Его охватило равнодушие.
Не имея никакого плана, Гилдерой пришёл к выводу, что в любом случае стоит хлебнуть джина. Это решение задало тон последующим дням. Дни растянулись в недели, когда он отдал трактирщику свой маленький золотой ключик, и джин потёк рекой. Самым приятным в состоянии сильного опьянения было то, что ему не нужно было думать. А если не нужно было думать, ему не нужно было вспоминать. А если не нужно было вспоминать, он не испытывал боли.
Кроме того, когда Гилдерой напивался, лицо словно немело, и он не корчился в агонии от боли. К тому же, люди перестали пялиться на него, и это было подарком Мерлина.
Надо полагать, что он продолжил бы разрушать себя, однажды упившись до смерти или пропив все сбережения, если бы кое-что не произошло. Однажды ночью он упал посреди коридора, не доковыляв до своей комнаты. Трактирщик был слишком занят, чтобы заметить произошедшее и отнести его в комнату, и кто-то споткнулся об него. Мужчина, обнаруживший его, сделал с Локхартом то, что никто не делал уже в течение нескольких недель.
Он посмотрел на Гилдероя и действительно увидел его.
– Просто великолепно. Чем ещё мог закончиться этот поистине выдающийся день, как не падением из-за пьяницы, валяющегося на пороге в мой номер.
Саркастичный голос развеял пьяную завесу тумана в голове Локхарта. Он был смутно знакомым, едким и презрительным, но при этом недружелюбным сам по себе, а не только по отношению к Гилдерою. Сильная рука опустилась ему на плечо, и, надавив, привела в сидячее положение.
И тут человек задохнулся от изумления:
– Мерлин, Локхарт, это ты? Что случилось? Не то чтобы мне действительно хотелось знать, но ты залил кровью и гноем весь ковёр.
С трудом держа глаза открытыми, щурясь в тусклом свете холла, который казался слишком ярким и грозил выжечь сетчатку, Локхарт увидел бледное лицо с очень тёмными глазами, обрамлённое прямыми чёрными волосами. Мужчина свирепо смотрел на него. И Гилдерой его таки узнал.
– Снейп? – спросил он слабым голосом. Здоровенный нос сморщился будто до самого лба, взгляд стал ещё более свирепым.
– От тебя несёт так, словно ты искупался в чане винокурни. Я-то наивно полагал, что ты надёжно заперт в больнице имени Святого Мунго… Как ты умудрился сбежать?
– Просто ушёл, – Локхарт почувствовал, что трезвеет, и с рассеиванием алкогольных паров боль стала возвращаться. Он почувствовал, как из уголка глаза стекает слеза – шрамы сразу же обожгло нестерпимой болью.
– Да уж, они должны использовать более мощные охранные заклинания, – проворчал Снейп, но плечо Гилдероя не выпустил. Но это было даже хорошо. Если бы эти костлявые пальцы не держали его сейчас за плечо так крепко, он бы снова упал. Эта мысль явно заслуживала внимания.
– А-аставь м’ня в п'кое… – пробормотал он.
Чёрная бровь удивлённо приподнялась, взгляд стал ещё более внимательным.
– Эта идея мне явно импонирует, но мне всё же нужно переступить через твоё бесчувственное тело, чтобы попасть в свою комнату, поэтому приходится с тобой общаться. Подвинуться можешь?
Вопрос заставил Локхарта прислушаться к собственным ощущениям, чтобы ответить точно. Ноги его совершенно не слушались, а тело одеревенело, лицо же при этом горело огнём.
– Нет, – ответил оно максимально честно.
– Ты всё та же обуза, – раздосадовано выдал Снейп. – Я вижу – ты совсем не изменился. – Он наклонился над Локхартом ниже, снова сморщив нос, на этот раз явно из-за неприятного запаха болезни, перебивавшего даже алкогольные пары. – Во всяком случае – не сильно. – Выпрямившись, Снейп достал палочку и пробормотал заклинание.
Тело Локхарта стало словно невесомым и приподнялось над полом, медленно вплывая в раскрытую дверь комнаты Снейпа. Гилдерой с надеждой взглянул на кровать, но вместо неё Северус опустил его на диван.
– Ты вызываешь отвращение. Если ты считаешь, что я пущу тебя на свою кровать и положу на свои простыни в таком виде, то твой разум повреждён совсем уж безнадёжно, – отрезал Снейп.
Локхарт хотел, было, пожать плечами, но передумал. Всё тело начинало болеть, и больше всего на свете ему сейчас хотелось засесть в самом тёмном углу паба в обнимку с полной бутылкой джина. Этому желанию не суждено было сбыться. Снейп усадил его на диван, сам устроился на краешке кровати и принялся разглядывать его. Молча. Просто смотреть сквозь него угольно-чёрными глазами.
Прошло много времени с тех пор, как кто-то смотрел на Гилдероя и действительно видел его. Теперь, под взглядом Снейпа, он ощущал себя голым. Локхарт поёжился и инстинктивно вскинул руки, чтобы прикрыть изуродованное лицо. Боком ладони он неловко задел один из шрамов и не смог удержаться от крика боли. Когда затуманившие взгляд слёзы высохли, Локхарт чуть сознание не потерял от неожиданности, обнаружив Снейпа совсем рядом с собой.
– Ты ко мне принюхиваешься с целью выяснить, не воняет ли от меня? – спросил Гилдерой смущённо.
– А от тебя и правда воняет, – ответил Снейп рассеянно. – Грязная скотина. Тебя нельзя отпускать одного. Ты слишком тупой, чтобы позаботиться о себе, и с тобой слишком много хлопот, чтобы это сделал кто-то другой. – Северус снова сморщил нос, осторожно принюхиваясь. – Это не свежие шрамы, – сказал он уверенно.
Памятуя о нестерпимой боли, чуть не разорвавшей его голову на куски в прошлый раз, когда он чуть задел шрам, Локхарт замер, стараясь хладнокровно воспринимать это пристальное разглядывание.
– Они застарелые, и сильно. Им по меньшей мере лет двадцать. Почему они не зажили сами? Это результат заклинания? Что сказала Помфри? – типично презрительный тон Снейпа куда-то исчез. Кажется, Северус действительно заинтересовался.
– Она не знала, – медленно выговорил Гилдерой. – И никто не знал.
Глаза Снейпа расширились, и он отодвинулся достаточно далеко, чтобы с недоверием взглянуть в лицо Локхарту.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты прибегнул к помощи целителей. Но только не говори мне, что ты просто прикрыл их иллюзией толщиной с маггловский театральный грим, так и оставив гнить.
Зная, как глупо прозвучат его объяснения, несмотря на то, что двадцать лет назад они имели смысл для него, и не желая давать Снейпу возможность жестоко высмеять его, Локхарт просто смолчал. Северус хмыкнул. Этот незамысловатый неприятный звук одновременно выразил отношение Снейпа к идиоту-Локхарту-в-своём-репертуаре и презрение к результату такого халатного отношения к себе.
– Ты действительно идиот, – вздохнул Снейп. – Двадцать лет ты позволял яду отравлять твоё тело. Почему? Ты был слишком высокого мнения о себе, чтобы признаться, что тебя посмел ранить монстр? Тебе было проще допустить, чтобы твои кости ссохлись, а мозг превратился в месиво? Хотя нет, погоди-ка. В башке у тебя всегда было месиво вместо мозгов. В этом отношении ничего не изменилось, – Снейп покачал головой. Локхарт заворожено смотрел, как качнулись прямые пряди чёрных волос по бокам от лица. – Назови мне хоть одну причину, достаточную для того, чтобы не вытряхнуть тебя из своей комнаты вместе с мусором и не дать алкоголю закончить дело, которое ты так активно начал.
В голосе Снейпа явственно прозвучал вызов, и Локхарт крепко задумался над ответом. Он не мог придумать только одну причину, чтобы убедить Снейпа помочь ему. Да кого угодно убедить, раз уж на то пошло. Жизнь его была разодрана в клочья, как и его лицо, прошлое представляло собой сплошную ложь, будущего у него не было, и никто не дал бы и кната ломаного за его жизнь, которой впору окончиться в канаве. Постаравшись отрешиться от всего, Локхарт так и сказал Снейпу.
Который смотрел на него во все глаза, словно у Гилдероя внезапно выросла вторая голова. Наконец он спокойно сказал:
– Ты ведь и правда так думаешь.
Это был не вопрос, но Локхарт всё равно кивнул. Снейп подвинулся, полностью сев на кровать, вид у него был ошеломленный.
Прошло несколько минут. Лицо Снейпа ничего не выражало, и в конце концов Локхарт попросил:
– Если ты собираешься дать мне пинка под зад, не мог бы ты прицелиться в сторону моей комнаты? Она всего на две двери дальше твоей. У меня там припрятана бутылка.
Верхняя губа Снейпа приподнялась в усмешке:
– Собираешься опять напиться?
– Алкоголь заглушает боль, – просто ответил Гилдерой.
Снейп прищурился:
– Болит голова? Или лицо? Впрочем, я не думаю, что в твоей голове есть, чему болеть.
– Лицо, – Локхарт старался давать как можно более короткие и чёткие ответы. Говорить было больно, онемение спадало, и когда во время разговора двигалась челюсть, покрытая шрамами кожа натягивались. – И ещё алкоголь перекрывает память.
– Так к тебе вернулись воспоминания?
– Я вспомнил достаточно.
Более чем. Локхарт бросил на Снейпа умоляющий взгляд. Северус поморщился. Или он просто так улыбался - трудно было сказать.
– Очень занятно видеть сорвавшуюся с волшебного небосклона звезду, когда с неё осыпалась звёздная пыль. Возможно, я смогу помочь.
– Зачем? – взгляд Локхарта был прикован к лицу Снейпа, Гилдерой пытался понять, что тому за дело до него. Ведь всем остальным было всё равно.
– Ну мало ли… Мне нечем заняться. Война закончилась, Тёмный Лорд побеждён, мне скучно. Я чувствую себя ненужным и бесполезным, мне нужно чем-то себя занять, мне нужна цель. Я хочу отвлечься от внушающего ужас сознания, что я всю жизнь проведу, вколачивая знания в головы тупиц-учеников. Вылечить тебя – это достойный вызов. В конце концов, я смогу выставить тебя вон, как только закончу. Общество раз уже дало мне по зубам, и я вижу следы тех же ударов на твоём изуродованном лице. Выбирай, дело за тобой. Я всё равно пока на отдыхе, в школе каникулы.
Теперь пришёл черёд Локхарта растерянно моргать. Это была самая длинная речь Снейпа, которую он мог припомнить. Впрочем, с памятью у него было неважно. В словах Северуса была какая-то скрытая горечь, и Гилдерою показалось, что тот выдал ему гораздо больше, чем намеревался. Словно собираясь скрыть момент слабости, Снейп поднялся с кровати и отошёл к письменному столу у окна.
Вытянув кожаный мешок из-под стола, Северус торопливо стал доставать из него ингредиенты. В мгновение ока стол превратился в мини-лабораторию с мензурками, спиртовками и крохотным котлом. Снейп принялся нарезать ингредиенты и вытаскивать пробки из бутылочек с пахучими (и вонючими) зельями, высыпая и выливая это всё в миникотел. Взмах палочкой, удовлетворённое хмыканье – и Снейп вылил дымящееся иссиня-фиолетовое, напоминающее консистенцией грязь, варево в маленькую чашку.
Поднеся чашку к лицу Локхарта, лежавшего на диване, Снейп сунул её прямо под нос. И даже по сравнению с давно не мывшимся, потным, пропахшим алкоголем и болезнью Гилдероем зелье воняло. Локхарт взглянул в неумолимое лицо Снейпа.
– Выпей это.
– Это поможет мне умереть? Сдохнуть можно от одного только запаха.
– А тебе не всё ли равно?
Резон в этих словах был. Гилдерой принял из рук Северуса чашку и выпил содержимое одним глотком. Странно, но при таком ужасном запахе вкус был приятный, напоминал настойку солодки. Запоздало Локхарт спросил:
– Для чего это?
– Настойка поможет тебе заснуть и начнёт очищать твой организм от яда.
Снейп снова отвернулся к столу, потом опять повернулся к Локхарту, держа в руках шприц и тампон. Почему-то у того возникло чувство, что сейчас ему будет больно. Очень больно. К счастью, от выпитой настойки он практически сразу же отключился, не дождавшись применения устрашающего медицинского инструмента.
Когда Гилдерой очнулся, несколько вещей одновременно поразили его, отчего закружилась голова. Впервые за последние несколько недель он был трезв. Находился он не в кабаке. Он был чистым. И голым. В чужой спальной сорочкой до пят. Локхарт находился в центре какой-то лаборатории, которая казалась огромной и бесконечной. Лицо почти перестало гореть, жжение не чувствовалось. Он даже мог связно думать.
Последнее, пожалуй, пугало сильнее всего. Локхарт бросил взгляд на самый большой из лабораторных столов, где Снейп попеременно склонялся над целой дюжиной разнообразных котлов, испускавших пар всех цветов радуги и источавших все возможные запахи. Мастер зелий казался довольным, внимательный взгляд обращался то на один пузырящийся котёл, то на другой. Увидев Снейпа за работой, Локхарт вновь задумался, почему тот ему помогает.
– Как давно ты в отпуске? – задал вопрос Гилдерой, удивившись, как глухо прозвучал собственный голос. Снейп вздрогнул от неожиданности и раздражённо посмотрел на него.
– Ага, проснулся? Жаль. А я-то рассчитывал, что ты проваляешься без сознания до тех самых пор, пока не выздоровеешь. Или пока не помрёшь.
– А сколько времени это займёт, по-твоему? И вообще – ты меня вылечить хочешь или в могилу свети? – по тону голоса Снейпа догадаться о его истинных целях было невозможно. Ухмылка Северуса вышла удивительно дружелюбной.
– Если бы я хотел тебя убить, из тебя уже росли бы цветочки. Ты позволил яду настолько поразить твой организм, что я удивляюсь, как ты вообще пережил первую стадию лечения. Но ты живой, и, я надеюсь, лечение завершится так же удачно, как и началось. Понадобится, по меньшей мере, месяц, чтобы полностью очистить твоё тело, – на этих словах дружелюбие куда-то делось, и на его место вернулось привычное раздражение: – А что касается моего отпуска, даже говорить об этом не хочу. Это какой-то идиотизм! Мне его продлили в награду «за годы безупречной работы», – шипение при слове «награда» недвусмысленно выдавало истинное отношение Снейпа к отпуску – для него это было сущее наказание. – Три месяца, – пробормотал он таким тоном, как будто его приговорили к пожизненному сроку в Азкабане.
– То есть, когда ты закончишь меня выхаживать, у тебя останется ещё пара месяцев на себя, да? – Локхарт постарался, чтобы его голос звучал ободряюще. Но, судя по брошенному на него убийственному взгляду, он не преуспел. – Разве тебе совсем не нужно время на себя? Заняться какими-нибудь исследованиями, например. Пообщаться с друзьями…
Убийственный взгляд переместился на большой котёл, и Локхарт был готов к тому, что котёл взорвётся.
– У меня масса времени на себя, а мой исследовательский проект – это ты! – Снейп сделал паузу и яростным шёпотом выдал: – И кому вообще нужны друзья?
– Говорят – всем нужны, – ответил Гилдерой спокойно. Снейп метнул в него злобный взгляд. – Но точно не скажу, у меня их никогда не было.
– Лучше рассчитывать только на себя, – сказал Северус котлу. – Так ты знаешь, чего можно ожидать, – он оглянулся на Локхарта. – Хотя, в твоём случае это означает заливание в глотку спиртного где-нибудь в тёмном углу.
Локхарт промолчал. Снейп молча зачерпнул кружкой дымящееся варево из котла и сунул Гилдерою под нос. Изо всех сил удерживая рвотные позывы из-за зловонного запаха, тот с трудом проглотил вязкую массу.
В следующий раз он проснулся через три дня. Снейп не был ни удивлён, ни воодушевлён прогрессирующим исцелением. Просто осмотрел его, хмыкнул, ушёл к своему столу и начал мелко нарезать что-то непонятное. Следующее зелье пахло сиренью, а на вкус было как крем для обуви. Локхарт стерпел тошноту и снова отрубился. Очнувшись всего через восемнадцать часов.
Лицо было гораздо лучше. Тело отдохнуло так, как не отдыхало никогда, вся энергия сейчас уходила на заживление лица. А ещё он чувствовал беспокойство.
Снейп метался вокруг него сгустком тёмной энергии, отчего Локхарт испытывал смутный голод. Его попытки завести вежливый разговор игнорировались, и ему ужасно хотелось сделать хоть что-то.
Следующее зелье, которое Снейп испробовал на Гилдерое, остро пахло красным перцем, а на вкус было как мох. Для разнообразия, оно не вызвало ни тошноту, ни сонливость. Локхарт посчитал это победой своего организма. Когда он рассказал об этом Снейпу, тот хмыкнул и отвернулся.
Напряжение, которое испытывал Гилдерой, даже если Снейп его и полностью игнорировал, не могло продолжаться вечно. Он уставился на небольшой серебряный поднос, на котором Снейп растирал порошки, и начал полировать его. Локхарт чувствовал себя таким никчёмным, что был рад убирать со стола после того, как Снейп заканчивал работу. С одной стороны, он делал это, чтобы хоть как-то отплатить ему за то, что вернул его к жизни. С другой стороны, ему было невероятно скучно целыми днями лежать и ничего не делать, он маялся и готов был лезть на стенку.
-
-
07.07.2007 в 23:57Нет, шрамы не исчезли, но они больше не были раздувшимися и красными. Сетка тонких красных линий опутывала щёку, но они больше не стягивали кожу, деформируя лицо. Нет, красавчиком ему больше не бывать, но и на откровенного монстра он уже не похож. Его светло-каштановые волосы вились вокруг лица, в голубых глазах пропали кровяные прожилки, а веки не были набрякшими. Хотя лицо и было покрыто шрамами, кожа была чистой. Голос Снейпа прервал его размышления.
– Скоро я выведу весь яд из твоего организма, и ты сможешь и дальше навешивать на себя роскошную иллюзию красавчика. Думаю, ты только этого и ждёшь.
Локхарт покачал головой, ставя блестящий поднос на место.
– Нет, не жду.
– А почему нет? Разве тебе не нужен гламур, чтобы покорять девчонок? Хочу сказать, что теперь тебе придётся использовать все свои возможности на полную катушку.
Локхарт улыбнулся, порадовавшись, что теперь это делать не больно.
– Не думаю, что у меня будет много девочек. Ну, или мальчиков, если уж на то пошло.
Повисла мёртвая тишина. Локхарт оглянулся и увидел, как жадно смотрит на него Снейп. Но этот странный взгляд сразу же изменился, будто его и не было – наверное, всё это Гилдерою привиделось.
Следующее зелье пахло тухлыми яйцами и на вкус было как кислое молоко. Он проспал четыре дня. Правда, проснувшись, Гилдерой почувствовал себя лучше, чем когда-либо в жизни. После того, как почистил зубы.
Снейп спал, сидя в кресле у камина. Книга сползла с его колен и проскользнула между его бедром и ручкой кресла, когда вялые сонные руки разжались. Особо не раздумывая, Локхарт повиновался импульсу, тихонько подкрался и склонился над спящим мужчиной.
Присел между его ног. Задрал мантию. Расстегнул молнию на брюках. Стянул трусы. Обнажил член. И взял его в рот.
К тому времени, как Снейп окончательно проснулся, он уже инстинктивно двигал бёдрами, погружая возбуждённый член в рот Локхарта. На вкус член Снейпа был солоновато-сладким, и воспоминание о гадком вкусе последнего зелья быстро выветрилось из памяти Гилдероя. Длинные пальцы вцепились в его волосы, словно желая оттолкнуть, но оргазм был слишком близко, а Локхарт был слишком настойчив.
Снейп кончил, не то застонав, не то вздохнув, вцепившись в подлокотники с такой силой, что побелели костяшки пальцев. И обмяк в кресле. Локхарт вылизал его член дочиста и аккуратно прикрыл одеждой. А потом поднялся и, не глядя на Северуса, прошёл к столу и принялся мыть разделочные доски.
Локхарту не нужно было смотреть на Снейпа, чтобы знать, что тот уставился на него во все глаза. Он просто чувствовал, как чёрные глаза прожигают две дыры по обе стороны от его позвоночника. Впрочем, Снейп довольно быстро пришёл в себя, успев за это время наточить свой и без того острый язык.
– Что это было? Для меня давно не секрет, что ты лжец и вор, но, оказывается, ты, ко всему прочему, ещё и шлюшка. Ты нашёл очень оригинальный способ расплатиться со мной за лечение. Если ты расстарался ради этого, то не беспокойся. Ты – мой эксперимент, способ убить летнюю скуку и ничего больше.
Локхарт любовно протёр весы, прежде чем запустить ими в голову Снейпа. Почувствовав, что сможет сказать всё, что думает, и голос его не подведёт, Гилдерой повернулся и взглянул на Северуса. Снейп действительно смотрел на него – прищуренные глаза и настороженная поза загнанного в угол животного. Локхарту гораздо проще далось объяснение.
– Я не пытаюсь вернуть долг, который измеряется лишь силой испытанной мной боли и вернувшимся здоровьем. Я одинок. У тебя никого нет. Мы можем быть вместе.
– Только не жди, что я окажу тебе ответную любезность, – прошипел Снейп. Локхарт чуть заметно улыбнулся.
– Я ничего не жду. Ни от кого, – и он отвернулся к столу. Пару секунд спустя Локхарт услышал шелест страниц – Снейп снова читал книгу. Молчание между ними не нарушалось всю ночь.
Но, на следующее утро, когда Гилдерой пришёл в постель Снейпа и снова взял его член в рот, Северус и не подумал возражать.
Если Локхарт и ожидал каких-то изменений в поведении Снейпа, он явно был разочарован. Тот исправно варил зелья, Локхарт в свою очередь исправно их глотал, всё так же давясь, а боль постепенно отступала. Дни проходили за днями, и Гилдерой теперь не только мыл инструменты, но и выполнял простенькие поручения, вроде мелкой или крупной шинковки растений, насекомых или чего-то и вовсе непонятного, или же подавал Снейпу подносы, бутылки или чаши по его просьбе. Вечера их проходили тихо и мирно. Снейп в основном читал, а Локхарт открывал для себя забытое волшебство, заново обучаясь ему с помощью книг Северуса, оставленных на столе. Якобы случайно.
Снейп так ничего и не говорил по поводу оригинального способа, которым Локхарт будил его по утрам, только сжимавшиеся пальцы комкали простыни, да раздавался едва слышный вздох, когда он кончал.
Что касалось Локхарта – его ничего не смущало. Снейп может считать его шлюхой сколько угодно, но он нисколько не покривил душой. Гилдерой устал быть один, и если сейчас единственным возможным обществом для него было общество Снейпа, если он мог прикоснуться к другому человеку только во время молчаливого полового акта и только так познать близость, Гилдерой был рад и этому.
-
-
07.07.2007 в 23:58В этот день зелье пахло свежескошенной травой, а вкус было яблочным. Локхарт вообще не спал, приняв это зелье. Он помыл чашку и задержался на секунду у раковины, услышав, что сзади подошёл Снейп. И остановился. Задышал ему в шею, обдал теплом, а потом ушёл. И всё это молча. Локхарт хорошо спал в эту ночь, и ему снились сны.
Не о монстре.
О Снейпе. О его губах. О длинных чутких пальцах. Внимательных глазах. Вкусе его кожи и семени. Изгибе спины. Длине шеи. Во сне Гилдерой кончил, проснулся из-за этого и вытерся простынёю. Утром Локхарт снова взял у Снейпа в рот и довёл его до оргазма, а Снейп снова погладил Локхарта по щеке. Локхарт долго смотрел на Снейпа, умирая от желания поцеловать его - он буквально ощущал желанное прикосновение. Снейп провёл тонким пальцем по губам Гилдероя, собирая капельки семени, и дал ему облизать. Локхарт захватил в рот весь палец целиком, всё ещё пристально глядя на губы Снейпа.
Секундой спустя Снейп мягко надавил на плечо Гилдероя – мягче, чем тот ожидал – перебрался через него и начал свой день.
Поздним вечером после ужина Локхарт смотрел на своё отражение в маленьком овальном зеркале на стене. Он никогда больше не станет красивым. Линии шрамов, покрывающие всю левую сторону лица – пусть они уже не воспалённые, опухшие и гноящиеся – никогда полностью не исчезнут. Глаза казались уставшими, светло-каштановые волосы прядями свисали до ссутулившихся плеч, и ещё он сильно отощал.
Зато он был трезвым. И впервые в жизни точно знал, кто он такой. Он не знал, куда движется по жизни, но при этом был всем доволен.
Локхарт прошёл в лабораторию, к раковине, и принялся за мытьё инструментов, которые Снейп использовал последними. Закончив, он облокотился о край раковины, разглядывая ряд блестящих металлических предметов. Он заметил подходящего сзади Северуса, почувствовав его раньше, чем услышал шаги. Как и прошлой ночью, Снейп встал позади него.
Но на этот раз не ушёл. Тонкие сильные руки обвились вокруг Гилдероя, расстёгивая пуговицы и стягивая тяжёлую мантию, комом упавшую им под ноги. За мантией последовала рубашка, заброшенная в угол. Локхарт почувствовал, как медленно и целенаправленно скользят по его телу пальцы Снейпа, задержавшись на сосках. Он попытался сглотнуть, ломая голову над тем, что сказать – или же окончательно принять то, что молчание – это и есть та цена, которую нужно заплатить Снейпу за близость. Локхарт глубоко вдохнул и надолго задержал дыхание, окончательно решаясь играть по его правилам.
Награда не заставила себя ждать. Пальцы Снейпа скользили по коже, потирая и пощипывая его соски до тех пор, пока они не затвердели, алые и тугие. Гилдерой закусил губу, чтобы сдержать вызванный лаской стон, и тут правая рука Снейпа скользнула вниз, к брюкам. Левой рукой Северус продолжал пощипывать то один сосок, то другой, и Гилдерой вдруг понял, что до боли сжимает край раковины пальцами, чтобы устоять на ногах.
Пуговица выскочила из петельки, медленно скользнула вниз молния на брюках, плавное движение – и рука Снейпа оказалась в его трусах. Ладонь сухая и горячая, коснулась члена. Сначала большой палец осторожно обвёл головку, растирая капельку выступившей жидкости, а затем Северус обхватил член Локхарта ладонью и принялся массировать его.
Гилдерой кончил гораздо быстрее, чем собирался, сдавленно застонав от удовлетворения и в то же время разочарования. Руки прекратили ласкать его, и Локхарт закусил губу так сильно, что почувствовал вкус крови, опасаясь, что Снейп вот-вот отшатнётся от него, нарушившего правила близости.
Но Северус как всегда удивил его. Он и правда опустил руки, но только лишь для того, чтобы стянуть с него брюки и трусы. Гилдерой был раздет за пару секунд и стоял бы совершенно обнажённый, если бы не ботинки и та одежда, которой они не дали упасть на пол. Снейп, всё так же молча, просунул руку между ног Локхарта, положив ладонь на промежность, а потом, убирая руку, медленно провёл вниз пальцами, задержавшись на анальном отверстии. Он такого интимного прикосновения у Гилдероя чуть не подогнулись колени.
Другая рука мгновенно обняла его за талию, поддерживая и в то же время чуть наклоняя. Она медленно скользнула вниз, лаская возбуждённый член и прикрывая его от возможного удара о стойку раковины. Снейп толкнулся бёрдами вперёд, и – без предварительной подготовки – очень медленно вошёл в Гилдероя.
Последний раз такое с ним проделывали слишком давно, и Локхарт, балансируя на краю захлёбывающегося от удовольствия сознания, мысленно зааплодировал осторожности и заботливости Снейпа. Удивился этому. Порадовался этому. Вечность – или несколько секунд? – спустя Снейп полностью вошёл в него и замер, давая Локхарту время приспособиться. Не отдавая себе в этом отчёт, через какое-то время Гилдерой стал извиваться, побуждая Снейпа двигаться, но тот стоял неподвижно, позволяя ему самому насаживаться на член, доводя его до безумного желания. А потом Снейп начал двигаться.
В их совокуплении не было места нежности. Рука Снейпа на члене Локхарта была замечательно умелой и твёрдой, а член Снейпа в его заднице был ещё более твёрдым и не менее замечательным. Гилдерой ударился о стойку раковины, отчего металлические инструменты зазвенели и разлетелись по всей лаборатории. Каждый раз, когда Снейп входил в него, Гилдерой нечленораздельно мычал, а тут он вошёл особенно глубоко и сильно. Локхарт услышал приглушённое ругательство и почувствовал, ударившую струю спермы, пальцы Снейпа сжались на его члене.
Было больно. Было чудесно. Кончив, Снейп привалился к Локхарту всего на секунду, а потом отпустил его член. И тут Гилдерой решился. Он взял Снейпа за руку и положил её обратно на свой член. Управляя чужой ладонью, через пару мгновений от довёл себя до оргазма.
Снейп вышел из Гилдероя так же аккуратно, как и вошёл. Прислонившись к раковине, Локхарт старался восстановить дыхание, стараясь угадать, что Северус сделает дальше. Лёгкое поглаживание по спине, сжатые пальцами ягодицы, едва ощутимое прикосновение – губ к плечу? – и Снейп отодвинулся так же бесшумно, как и подошёл.
Если бы не ноющая задница, не мурашки по голому телу от холода и не разбросанные инструменты, Локхарт решил бы, что всё произошедшее – лишь плод его воспалённого воображения. Когда ноги вновь смогли держать его, Гилдерой отпустил раковину, нагнулся, собрал свои вещи и оделся. Потом он собрал и сполоснул инструменты, разложив их по местам, и вымыл стойку раковины, забрызганную его спермой.
Направившись к своему дивану, Локхарт увидел Снейпа в том же самом кресле, как обычно сунувшего нос в книгу. Северус никак не отреагировал на его появление, не проявив ни интереса, ни воодушевления. Гилдерой уже не в первый раз задумался о том, что же происходит в голове этого человека.
Потом он опустился на диван, пинком скинул ботинки, стянул мантию и уснул.
Утро застало его врасплох. Снейп всё ещё был в постели, но уже не спал. И смотрел, как Гилдерой подходит к его кровати. Смотрел молча. Откинув одеяло, Локхарт обнаружил всё ту же утреннюю эрекцию, и наклонил голову, чтобы привычно взять у Снейпа в рот.
Но сильные руки оттянули его голову за волосы, прежде чем он успел прикоснуться к влажной покрасневшей головке. Локхарт удивлённо глянул на Снейпа, а потом закрыл глаза, когда тот подтянул его голову повыше, на уровень глаз. Тянулись секунды, ничего не происходило, и тогда Локхарт открыл глаза.
Лицо Снейпа было всего в паре сантиметров, так близко, что Гилдерой не мог сфокусировать взгляд. Потом Северус прошептал: «Да», и толкнул голову Гилдероя назад, к своей промежности.
-
-
07.07.2007 в 23:58И во второй раз сильные руки вцепились в его волосы, отводя его голову в сторону. Локхарт протестующее замычал. Он хотел большего, хотел довести Снейпа до оргазма, хотел вылизать его сперму дочиста. Ловкие пальцы схватили его за подбородок, не давая отвернуться, и Северус с силой прижался к его рту, проникая языком меж губ, жадно дотрагиваясь до его языка, зубов, нёба. Гилдерой был в таком шоке, что не сразу сообразил, что это первый раз, когда они целуются, а потом всё так же неожиданно прекратилось, как и началось.
Пальцы перестали удерживать его подбородок и скользнули на бедро, вторая ладонь сжала другое, руки Северуса развели ноги Локхарта в стороны, одновременно подтягивая его к себе так, что вскоре тот оказался над Снейпом, с широко расставленными ногами, прямо над его членом, только что смазанным его же слюной. В какой-то миг Гилдерой думал воспротивиться, отвыкшая задница всё ещё болела после вчерашнего, несмотря на всю осторожность Северуса. Но начни он колебаться – и Снейп передумает.
Нет, ни за что.
Пара возбуждающих прикосновений – и вот он уже сам, своими же руками развёл ягодицы, чтобы Снейпу было удобнее проникнуть в него. Северус для верности сжал основание своего члена, а Гилдерой опустился на него, сразу, не постепенно. Сначала было больно, боль распространилась по телу молнией, ослепляя и сбивая дыхание. А потом Снейп подался вперёд бёдрами ровно настолько, чтобы Локхарт принял это как сигнал к действию и сам стал двигаться.
В такой позиции член Снейпа казался толще и длиннее, чем в тот раз, когда он взял Локхарта сзади, стоя у раковины. Сейчас член словно проникал в него глубже и интенсивнее. Гилдерой стал двигаться быстрее, всем весом опускаясь на Северуса, отставив руки назад и упираясь ими в бёдра партнёра. Вскоре он уже со всей силы насаживался на член Снейпа, издавая стоны всякий раз, когда этот член заполнял его, и ловя губами воздух, когда Северус выходил из него.
Открыв глаза, Локхарт увидел, как жадно Снейп смотрит на него, и почувствовал себя странно обнажённым, не только телом, но и душой. Не отрывая от него взгляда, Северус протянул руку и принялся поглаживать член Гилдероя, прижатый к животу. Ощущение было настолько всепоглощающим, что Локхарт почти сразу же кончил, сжимая ягодицы, вздрагивая и задыхаясь. Массируя его член, Снейп довёл его до оргазма, так и не отведя глаз, и этот пристальный взгляд сделал оргазм невероятно сильным.
Гилдерой прижался к груди Снейпа, потом крепко схватил его за плечи, и тот перекатился, теперь оказавшись сверху. Северус умело приподнял согнутые ноги партнёра и встал между ними на колени, вводя член опять под другим углом, глубоко, с силой. Голова склонилась, чёрные волосы упали ему на лицо, закрывая глаза.
Подняв будто налитую свинцом руку, Гилдерой откинул волосы с лица Снейпа, чтобы видеть его глаза. Северус тряхнул головой, всё так же пристально глядя на Локхарта - глаза, в которых всегда светилось лишь ледяное презрение, непривычно горели желанием. Кончая, он так глубоко вошёл в Локхарта, что тому показалось, будто головка члена достала до самого желудка. Снейп кончил молча, частое рваное дыхание вырывалось сквозь зубы. Взгляд затуманился лишь в самый последний момент, когда мускулы расслабились.
Снейп стоял на коленях не двигаясь, только его расслабленный член выскользнул из Гилдероя. Потом Северус вдруг дотянулся до руки Локхарта, поднёс её к губам и поцеловал ладонь.
Гилдерой забыл, как дышать. Прежде, чем он сообразил, что сказать, Снейп привычно отодвинулся, распрямил ноги, спустил их с кровати, встал и ушёл в ванную. У самой двери он оглянулся.
– Твоё лечение завершено, большего я для тебя сделать не смогу. Лучше тебе не станет, но ты хотя бы перестал гнить изнутри. Теперь тебе лучше подумать о том, что ты собираешься делать дальше, потому что свой эксперимент я успешно завершил, – и он ушёл в ванную, закрыв дверь.
Локхарт остался лежать посреди кровати Снейпа, расслабленный отличным сексом и поражённый его словами, до тех пор, пока лилась вода в душе. Всякого он ожидал, но не такой бездушной отповеди. Уставившись на закрытую дверь и слушая шум воды, Локхарту хотелось покачать головой.
Снейпу всегда удавалось сбить его столку.
Медленно встав с кровати и ощущая блаженную усталость, которая бывает только после отличного секса, Гилдерой не последовал совету Снейпа и не задумался о своём будущем. Вместо этого он задумался о самом Снейпе. К тому времени, как Северус вернулся из ванной, Гилдерой уже успел навестить маленькую душевую рядом с лабораторией, и уже сидел около стола.
Снейп приподнял бровь и фыркнул.
– Ну так как? Ты вспомнил каких-нибудь дальних родственников, которых ты можешь осчастливить своим приездом, или придумал новое имя, под которым ты сможешь начать новую – и снова никчёмную – жизнь?
Снова взгляд Снейпа был полон холодного презрения, но Локхарт увидел, как тот сжимает руки, чтобы они не дрожали. Гилдерой знал, что на самом деле Снейп боится быть отвергнутым, их молчаливая близость ясно демонстрировала это. Но сам-то Локхарт давно привык, что его отвергают, поэтому готов был рискнуть ради них обоих.
– Понятия не имею, что буду делать дальше, – признался он. – Но я сделаю всё, что угодно, лишь бы не оставлять тебя.
Усмешка в ответ на его признание не стала неожиданностью, и Локхарт поцеловал скривившиеся губы. Когда Снейп не оттолкнул его, он решил, что был прав. Когда губы стали податливыми и ответили, Локхарт понял, что рассчитал правильно. Он прервал поцелуй, только когда почувствовал, что необходимо отдышаться.
– Я вернул твою задницу к жизни не для того, чтобы ты потратил эту жизнь на меня, – пробурчал Снейп, презрение в голосе было сведено на нет сбившимся дыханием. Локхарт ухмыльнулся.
– Это не бесполезная трата, это привилегия.
– Ты точно сумасшедший.
Этой фразой Снейп заработал ещё один поцелуй. Локхарт никуда не спешил, наслаждаясь. Если уж член Северуса был приятным на вкус, то что можно сказать о его губах!
Снейп не возражал против поцелуев. Локхарт решил, что прогресс налицо.
И как-то незаметно они оказались сидящими на диване, целуясь время от времени. Потом Снейп вздохнул и проворчал:
– Хоть один из нас должен зарабатывать на жизнь.
Локхарт кинул на него удивлённый взгляд. И Снейп выдал:
– Поехали в Хогвартс вместе. Мне не помешает ассистент.
Гилдерой чуть не упал с дивана от неожиданности.
– Да кто меня пустит? В своё время я чуть не угробил двух учеников, – напомнил он Снейпу. Но получил в ответ многозначительную ухмылку.
– Твоя внешность изменилась – это раз. Два – ты едешь со мной, а я, как-никак, герой войны. С моей помощью и под моей защитой ты станешь полноправным членом общества. Признаю – с тобой мне будет не так скучно, – он сделал паузу, а когда продолжил, его голос звучал по-другому, куда только девалось привычное высокомерие: – Нет, ну если только ты сам этого не захочешь...
Прежде, чем Снейп смог бы передумать, Гилдерой поцеловал его и прошептал:
– Работать с тобой будет честью для меня.
– Ну ещё бы! – откликнулся Северус.
И Локхарт почувствовал, впервые с того самого дня, когда очнулся в больнице, что у него, возможно, есть будущее. И что всё ещё впереди.
-
-
08.07.2007 в 00:21Форум отвис, можно выложить * да, это намек*
-
-
08.07.2007 в 10:08Переводчику
-
-
08.07.2007 в 18:04огромное)
-
-
09.07.2007 в 09:35Дориана Грей
Не думала, что мне сможет понравиться такой пейринг и вообще Локхарт в фанфике.
Про Локхарта я писала, но не нцу и не со Снейпом... Так что измена получилась качественной)).
Fedel
спасибо за перевод))
огромное)
Пожалуйста)).
-
-
09.07.2007 в 15:30-
-
09.07.2007 в 15:44-
-
10.07.2007 в 15:14-
-
10.07.2007 в 16:38да я в последнее время что-то вообще нц не люблю, еси только это не миди, потому что его стало просто слишком много
А я вообще нцу не люблю по той же причине. Она однообразная. Обкушавшись ей на первых же фиках чуть не три года назад, я перестала читать рейтинг выше R. Если и попадается что, то скорее случайно, как сцена в объёмном фике, например.
-
-
10.07.2007 в 19:04-
-
11.07.2007 в 15:38а ведь есть фонады... и как им не надоедает дрочить на персов,а? )
Ну я даж не знаю... Читать дрочку ради дрочки? бее.